Стокгольмский синдром – реальность или выдумка?
|
В 10 часов утра 23 августа 1973 года Ян-Эрик Олссон, которого недавно освободили из тюрьмы, вошёл в здание банка Kreditbanken Norrmalmstorg в Стокгольме (Швеция). Он выкрасил лицо в чёрный цвет и надел парик, чтобы его не узнали. Войдя в фойе, он вытащил из-под пальто пистолет-пулемёт, выстрелил в воздух и закричал: «Вечеринка начинается!» Так началось самое печально известное ограбление банка в истории Швеции – событие, из-за которого шведы на протяжении шести напряженных дней не отходили от телевизоров. Оно также дало название противоречивому психологическому состоянию, известному как стокгольмский синдром.
Через несколько минут полиция окружила банк. Первым в здание вошёл криминальный инспектор Ингмар Варпефельдт. Но Олссон тут же выстрелил ему в руку. Под дулом пистолета Варпефельдт был вынужден сесть в кресло и «спеть что-нибудь». Пока он пел "Lonesome Cowboy" Элвиса Пресли, полиция послала другого офицера, инспектора Моргана Райландера, в качестве посредника между Олссоном и властями. Именно тогда Олссон выдвинул свои требования, попросив три миллиона крон наличными, два пистолета, бронежилеты, скоростной автомобиль для побега и возможность беспрепятственно покинуть Стокгольм. Он также потребовал, чтобы его друга и сообщника Кларка Олофссона освободили из тюрьмы и доставили в банк. Чтобы убедиться, что полиция выполнит его требования, Олссон взял в заложники несколько банковских служащих – Биргитту Лундблад, Элизабет Олдгрен, Кристин Энмарк и Свена Сафстрома.
Далее последовало напряжённое и сюрреалистическое шестидневное противостояние, в ходе которого полиция изо всех сил пыталась найти способ обезвредить Олссона, делая вид, будто выполняет его требования. В конце первого дня власти предоставили ему деньги, автомобиль и привезли Олофссона, но когда преступникам не дали покинуть банк вместе с заложниками, они решили забаррикадироваться в хранилище. Тем временем простые шведские граждане, поражённые зрелищем, которое разыгрывалось в прямом эфире, звонили в полицию и предлагали всевозможные безрассудные схемы спасения: от привлечения хора Армии Спасения и заполнения хранилища теннисными мячами, чтобы обездвижить грабителей, до запуска роя пчёл в банк. На третий день полицейским удалось проделать отверстие в крыше хранилища и сфотографировать грабителей и заложников внутри, но их действия были быстро пресечены, когда Олофссон выстрелил в одного из офицеров. Наконец, в ночь на 28 августа, спустя шесть дней после начала ограбления, полиция распылила в хранилище слезоточивый газ и заставила грабителей сдаться.
Затем произошло нечто странное. Когда полиция потребовала, чтобы заложники первыми вышли из хранилища, они отказались, а Кристин Энмарк закричала: «Нет, Ян и Кларк пойдут первыми — вы их застрелите, если они останутся внутри!».
Выйдя из хранилища, грабители и заложники обнялись, поцеловались и пожали друг другу руки, а когда полицейские схватили Олссона и Олофссона, Энмарк взмолилась: «Не причиняйте им вреда — они не сделали нам ничего плохого».
В последующие дни становилось всё более очевидным, что у заложников сложились тесные отношения с преступниками. Олссон и Олофссон относились к банковским служащим с невероятной добротой. Олссон дал Кристен Энмарк своё пальто, когда она начала дрожать от холода, утешил её, когда ей приснился кошмар, и даже подарил пулю на память. Когда Элизабет Олдгрен пожаловалась на клаустрофобию, он разрешил ей гулять по фойе банка, будучи привязанной к 10-метровой верёвке. Такие акты доброты расположили заложников к похитителям, и через день все называли друг друга по имени. Как позже вспоминал заложник Свен Сафстром: «Поскольку он хорошо относился к нам, мы считали его Богом в этой чрезвычайной ситуации».
По словам Энмарка, заложники вскоре стали бояться и ненавидеть полицию и правительство; они не хотели, чтобы грабители рисковали своей жизнью, затягивая осаду: «Мы больше [боялись] полицейских, чем этих двух парней. Мы [общались] и – хотите верьте, хотите нет – отлично проводили время. Почему они не позволили им уехать на автомобиле вместе с нами?»
Эхмнарк даже позвонил премьер-министру Швеции Олофу Пальме, умоляя его позволить грабителям совершить побег вместе с заложниками: «Я думаю, вы играете с нашими жизнями. Я полностью доверяю Кларку и грабителю. Я говорю это вовсе не от отчаяния. Они ничего плохого нам не сделали. Напротив, они ведут себя довольно мило. И, знаете, что, Олоф, больше всего я боюсь, что полиция нападёт и убьёт нас».
Ещё одним невероятным проявлением сострадания к похитителям стала ситуация, когда Олссон пригрозил выстрелить Свену Сафстрому в ногу, чтобы ускорить выполнение требований полицией. Энмарк фактически убедила своего коллегу добровольно согласиться на это.
Власти с самого начала поняли, что происходит что-то странное. Когда комиссару полиции разрешили войти в хранилище, чтобы убедиться, что с заложниками всё в порядке, он обнаружил, что они враждебно относились к нему, но легко и непринуждённо общались с грабителями. Микрофоны, установленные в отверстии в крыше хранилища, также улавливали шутки и смех заложников и преступников. Именно это убедило полицию в том, что можно использовать слезоточивый газ, не опасаясь, что грабители причинят вред заложникам.
После ограбления криминальный психиатр Нильс Бежерот, консультировавший полицию во время инцидента, провёл беседы с заложниками, которые, как ни странно, навещали преступников в тюрьме на протяжении многих лет. Бежерот придумал термин «норрмальмсторгсиндром» или «синдром Норрмальмсторга», чтобы описать это противоречивое явление. Вскоре оно стало известно за пределами Швеции как «стокгольмский синдром».
И хотя термин был придуман в 1973 году, он получил широкое распространение лишь три года спустя. 4 февраля 1974 года Патти Херст, 19-летняя наследница компании Hearst, была похищена членами Симбионистской освободительной армией (СОА). После того как переговоры о выкупе сорвались, похитители держали Херст связанной и с завязанными глазами в шкафу в течение нескольких месяцев, заставляя её учить наизусть левую литературу под страхом смерти. Как позже свидетельствовала Херст: «[Дональд] Дефриз сказал мне, что военный совет находился в раздумьях, что делать со мной дальше – убить или оставить в живых. У меня была возможность спастись, поэтому я старалась им не противоречить».
15 апреля, спустя два месяца после похищения, Херст внезапно объявилась во время вооружённого ограбления банка Sunset District Hibernia в Сан-Франциско, представившись Таней. В течение следующих полутора лет Херст участвовала в ряде акций СОА, включая ещё одно ограбление банка и попытку убийства двух полицейских. Она была арестована 18 сентября 1975 года. Во время допроса Херст назвала себя «городской партизанкой».
Судебный процесс над Херст, который начался 15 января, стал знаковым делом в области уголовной ответственности. Адвокат девушки Ф. Ли Бейли утверждал, что она стала жертвой стокгольмского синдрома. Согласно уголовному законодательству США, при отсутствии диагностированного психического заболевания лицо несёт полную ответственность за любое преступное действие, не совершённое под принуждением. На видеозаписи ограбления банка было видно, что Херст действовала по своей воле. И хотя психиатрическая экспертиза после ареста выявила признаки крайней психической травмы, включая значительное снижение IQ, ночные кошмары и потерю памяти, она, похоже, не страдала каким-либо явным психическим заболеванием. Таким образом, если бы её оправдали по причине «промывания мозгов», это стало бы беспрецедентным случаем в юридической истории США.
Приведя в качестве доказательства многочисленные возможности, когда Херст могла связаться с властями и убежать от членов СОА, стороне обвинения удалось убедить присяжных в том, что она добровольно присоединилась к группе. Девушка была признана виновной в вооружённом ограблении и приговорена к 35 годам тюремного заключения. Она отсидела 22 месяца, прежде чем её приговор был смягчён президентом Джимми Картером, а позже полностью отменён Биллом Клинтоном в 2001 году.
Ещё одним известным случаем, связанным со стокгольмским синдромом, является история Наташи Кампуш, австрийской девочки, которая была похищена в 1998 году в возрасте 10 лет Вольфгангом Прикопилем и содержалась в подвале в течение восьми лет. В тот день, когда Кампуш сбежала, Пикополь, зная, что за ним охотится полиция, покончил с собой, прыгнув под поезд. Когда Кампуш узнала, что её похититель умер, она, как сообщается, безутешно плакала.
По словам психиатра доктора Фрэнка Очберга, который помог дать определение этому феномену для ФБР и Скотленд-Ярда в 1970-х годах, стокгольмский синдром развивается как часть стратегии преодоления, которая позволяет адаптироваться к стрессовой ситуации
«Сначала люди испытывают ужас из-за внезапности события. Они уверены, что умрут. Затем они начинают вести себя как маленькие дети – они не могут кушать, говорить и даже сходить в туалет без разрешения. Проявления доброты вызывают благодарность за то, что они живы. Заложники испытывают сильное положительное чувство по отношению к своим похитителям. Они отрицают, что именно этот человек поставил их в такую ситуацию. Они благодарны ему за то, что живы».
Этот процесс похож на методы, которые, предположительно, использовали Китай и Северная Корея для «промывания мозгов» захваченным американским военнослужащим во время Корейской войны. Согласно показаниям выживших, заключённых сначала пытали и лишали сна и пищи, чтобы сломить их волю. Затем их заставляли выполнять небольшие поручения, такие как доставка почты или еды, которые помогали выстраивать доверительные отношения. Эти задачи постепенно становились противоположными мировоззрению заключённого, например, написание или трансляция антиамериканской пропаганды, и вскоре он начинал проникаться тем, что делал тот, кто удерживал его силой. Как и в случае с Патти Херст, заключённые адаптировали своё мышление, чтобы выжить.
Однако, несмотря на его повсеместное распространение в популярной культуре, реальные случаи стокгольмского синдрома являются редкостью, и многие психиатры вообще отказываются признавать его существование. По словам Хая Макгоуэна, который 35 лет проработал переговорщиком в полиции Нью-Йорка: «Я сомневаюсь в том, что он существует. Иногда люди ищут причину и следствие, когда их нет. То, что произошло в Стокгольме, было уникальной ситуацией. Это случилось примерно в то время, когда случаи с заложниками становились всё более распространёнными, и, возможно, люди не хотели отнимать то, что мы могли бы увидеть снова».
Действительно, Стокгольмский синдром не является официальным психиатрическим диагнозом и не фигурирует в «Американском диагностическом и статистическом руководстве», «Руководстве по международной статистической классификации заболеваний и связанных с ними проблем со здоровьем» или других широко используемых диагностических текстах. По словам психолога Оксфордского университета Дженнифер Уайлд, то, что обычно называют стокгольмским синдромом, на самом деле может быть слиянием других, более распространённых психологических феноменов, которые проявляются в экстремальных обстоятельствах: «Классический пример – домашнее насилие, когда кто-то – как правило, женщина – испытывает чувство зависимости от своего партнёра, поэтому не уходит от него. Она испытывает скорее сочувствие, нежели гнев. Жестокое обращение с детьми – ещё один пример. Родители эмоционально или физически издеваются над своими детьми, но те защищают их и либо не говорят никому о происходящем, либо лгут».
Другие утверждают, что вся концепция стокгольмского синдрома по своей сути является сексистской, поскольку почти во всех известных случаях жертвы – женщины. Считается, что женщины менее устойчивы, чем мужчины, и что сочувствие похитителю является признаком врождённой слабости. Но, по словам американского журналиста Дэниела Ланга, который брал интервью у жертв ограбления на площади Норрмальмсторг, эта точка зрения игнорирует жизненно важный аспект отношений между заложниками и преступниками:
«Я узнал, что психиатры, с которыми я беседовал, кое-что упустили: жертвы могли отождествлять себя с агрессорами, как утверждали врачи, но всё было не так. Олссон говорил резко. "Во всём были виноваты заложники, – сказал он. – Они делали всё, что я им велел. Если бы они этого не делали, меня бы, возможно, сейчас не было здесь. Почему никто из них не напал на меня? Из-за них я не смог никого прикончить. Из-за них мы были вынуждены жить день за днём, как козы, в этой грязи. Нам ничего не оставалось, как узнавать друг друга лучше».
Многие жертвы также отвергают этот ярлык, в том числе Наташа Кампуш, которая заявила в интервью от 2010 года следующее: «Идентифицировать себя со своим похитителем – естественная часть адаптации, особенно если вы проводите много времени с этим человеком. Речь идёт о сочувствии и общении. Стремлении к нормальному в рамках преступления – это не синдром, а стратегия выживания».
Специально для читателей моего блога Muz4in.Net – по материалам сайта todayifoundout.com
Copyright Muz4in.Net © - Данная новость принадлежит Muz4in.Net, и являются интеллектуальной собственностью блога, охраняется законом об авторском праве и не может быть использована где-либо без активной ссылки на источник. Подробнее читать - "об Авторстве"
Вам понравилась статья? Просто перейди по рекламе после статьи. Там ты найдешь то, что ты искал, а нам бонус...
|
Почитать ещё: