К 110-летию Николая Эрдмана. Что надо пережить, чтобы писать на века?
|
|
«Сюрпризы кончаются рано. К четырем годам их у меня уже не было. За несколько дней до Рождества я знал, что будет елка. И когда в Сочельник открывали дверь в гостиную, я играл удивление, чтобы не обидеть родителей».
А вот еще одна зарисовка Н. Эрдмана – о детской зависти:
«…Я был с крестной матерью на утреннем представлении в цирке. Среди прочих номеров выступила собака-математик. Она делала сложение, вычитание и знала таблицу умножения. Когда на вопрос, сколько будет четырежды восемь, собака принесла дощечку, на которой стояла цифра «32», и я по одобрению публики понял, что собака не ошиблась, я весь позеленел, и меня чуть не затошнило от зависти. В первом приготовительном мне задавали точно такие же задачи, и не было случая, чтобы я мог их решить. Всю дорогу я просил крестную купить мне эту собаку, чтобы она вместо меня делала уроки, но крестная была жадная и отказала».
В девятилетнем возрасте мальчик начал писать стихи, но первая публикация состоялась в 1919-м, в год окончания Эрдманом реального училища. К этому времени он уже был вхож в есенинский круг (кстати, С.А. Есенин называл Николая Робертовича лучшим среди поэтов-имажинистов).
В 1922 году Николай был уже хорошо известен в театральных кругах благодаря созданным инсценировкам, а в 1925 году удостоился постановки Мейерхольдом своей пьесы «Мандат», которая принесла огромный успех и не сходила со сцены до середины 1930-х, несмотря на непрекращающуюся критику представителей официальных кругов.
На первых спектаклях не только публика хохотала до стонов, но едва сдерживали смех и актеры. По воспоминаниям, «…они отворачивались от зрителей, прятались за декорации, уползали за кулисы. Однажды актер Зайчиков, буквально задыхаясь от смеха, свалился со сцены, а потом в изнеможении карабкался обратно, вместо реплики «Засыпался, Анастасия Николаевна» выдохнув: «Ссыпался...». Да что там Зайчиков! Станиславский и Москвин задыхались от смеха.
В. Маяковский восклицал, обращаясь к Эрдману: «Научите меня писать пьесы!». Есенин заявлял, что это, пожалуй, единственный сатирик, который «умеет высмеять систему в целом». И это после первой постановки! Впрочем, еще до нее, после читки в «Крестьянской газете» Шолохов и Платонов горячо поддержали автора. Правда, отец дома произнес только одно слово: «Доиграешься…».
Следующей пьесе повезло меньше. «Самоубийцу», как только текст был представлен в Репертком, сразу запретили. Правда, благодаря хлопотам Станиславского со ссылкой на Горького и Луначарского удалось добиться разрешения на репетиции у Мейерхольда, но через год, на показе Комиссии под председательством Кагановича постановка вновь была запрещена.
Помню, когда впервые смотрела этот спектакль в студенческой постановке Театрального училища им. Щукина, смеялась до слез, а по выходе долго молчала. Забавная аналогия: комиссия, которой показывали готовый спектакль в мейерхольдовском театре, оказывается, гомерически хохотала в течение всего представления, а потом ее члены молча поднялись и ушли, не произнеся ни слова.
Но, собственно, и сам автор не верил, что его пьесу суждено увидеть зрителю, по крайней мере, тогда. И не удивительно. Чего стоят хотя бы такие реплики: В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый; Слово – не воробей, выпустишь – не поймаешь, тебя поймают – не выпустят; Вдохновляйтесь согласно постановлениям…
Для справки: пьеса была впервые опубликована на русском языке в 1969-м в ФРГ. Тогда же состоялась и ее первая постановка, но не в Германии, а в Швеции.
Потом еще В. Качалов на правительственном приеме, когда Сталин спросил, что в Москве интересного, стал читать басни Эрдмана. В частности:
Вороне где-то Бог послал кусочек сыру.
Читатель скажет: Бога нет!
Читатель, милый, – ты придира:
Да, Бога нет, но… нет и сыра…
Отцу народов это очень не понравилось, и вскоре полетел приказ об аресте. Автор находился в то время в Гаграх на съемках фильма «Веселые ребята», сценарий которого написал в вместе с Массом. Там его и взяли. Шел пока еще 1933 год, может, поэтому дело закончилось всего лишь ссылкой. В Енисейск, потом в Томск.
Добирался с трудом. В письмах с дороги сообщал, что едет один, даже ГПУ от него отказалось. А вот еще одно впечатление ссыльного: «Вчера был в городском клубе на спектакле. Шли «Без вины виноватые». Играли заключенные енисейской тюрьмы. На афише значилось: «Новый состав исполнителей». Возможно, что среди зрителей были люди, которые сменят данный состав исполнителей».
Но ссылка все же – не тюрьма и не лагерь. И есть возможность писать, и есть надежда вернуться. Надежда на возвращение счастливым образом оправдалась, творчество не остановилось. В 1936-м ему разрешили проживать в Калинине, и здесь драматург начал работу над сценарием фильма «Волга-Волга», получившего Сталинскую премию в 1941 году. Правда, из титров вымарано его имя, ну так что ж…
Наверно, от этого было горько. Но Николай Робертович был человеком гордым. Настолько гордым, что когда еще задолго до этого ему передали просьбу Горького, ожидавшего визита Сталина, приехать, чтобы похлопотать о своей судьбе, он, сославшись на занятость, не явился, а отправился… на ипподром.
Кроме того, это был честный гражданин и патриот своей страны (может, оттого в его сатире нет ехидства и злой едкости, а лишь прозрачность и скрупулезная точность картины реальной жизни). И когда грянула война, Эрдман стал проситься на фронт. После многократных отказов его все же записали в часть для «лишенцев», то есть в категорию «пушечного мяса», поскольку им, бойцам-«лишенцам», не выдавали ни оружия, ни обмундирования.
Николай Робертович серьезно заболел, уже стоял вопрос о возможной ампутации ноги… Но обошлось. И неожиданно его вызвали в Москву, зачислив в Ансамбль песни и пляски НКВД по личному распоряжению Берии. На самом деле это распоряжение выхлопотал начальник ведомственного клуба Тимофеев – и тем фактически спас. Пришлось Эрдману надеть форму, и он мрачно пошутил кому-то: «У меня такое ощущение, что сам себя под конвоем привел». До 1948 года, как призванный, писал сценарии для этого ансамбля.
В 1951 году снова повезло. Хотя сценарий фильма «Смелые люди» с самого начала был принят в штыки, и соавторы его, Эрдман и Вольпин, многократно получали разносы и выволочки, но закончилось все Сталинской премией. Важнее всего было то, что она обеспечивала «чистый» паспорт.
К сожалению, до конца жизни он так и не успел закончить пьесу «Гипнотизер» – о том, как трудно говорить правду. Но блистательный автор оставил нам богатейшее наследие, на котором выросло не одно поколение и которое известно даже тем, кому не знакомо имя Николая Робертовича Эрдмана. Судите сами:
– художественные фильмы: «Шведская спичка», «Принц и нищий», «Актриса», «Огонь, вода… и медные трубы», «Морозко» и др.
– мультфильмы: «Лягушка-путешественница», «Приключения Мурзилки», «Снежная королева», «Кошкин дом», «Дюймовочка» и т.д.
Узнаете?
Но нельзя не сказать и о том, что Эрдмана все знавшие его признавали на редкость обаятельным человеком. Он был элегантен, немногословен, не любил фамильярность, обладал высоким благородством и непередаваемой искренностью души. Говорят, что Эраст Гарин, играя Короля в "Золушке", изображал именно Николая Робертовича.
За год до смерти, в 1969 году драматург признавался, что чувствует себя забытым, но он, безусловно, знал главное о своем творчестве. Как пишет Э. Михалева, однажды в Театре на Таганке у него состоялся такой диалог с Владимиром Высоцким:
Эрдман (восхищенно): Володя, как Вы пишете свои песни?
Высоцкий (отшучиваясь): Да на магнитофон, Николай Робертович! А Вы?
Эрдман (пристально глядя и вздыхая): А я – на века…
Вам понравилась статья? Просто перейди по рекламе после статьи. Там ты найдешь то, что ты искал, а нам бонус...
|
|
Почитать ещё: