Что делать, если социальные сети порождают зависть

Пишет Alexandra Samuel

Если вы входите в список моих друзей в Facebook, то, скорее всего, я вас ненавижу. Не всё время, но периодически, и эта пылкая ненависть вызвана, как ни странно, чувством зависти.

Моя зависть может вспыхнуть при виде ваших личных или профессиональных успехов: фотографий восхитительных и живописных локаций, где вы отдыхаете, или же нового рабочего места. Она может быть спровоцирована чем-то поверхностным и материалистическим (например, ботинки, в которых вы сделали своё последнее селфи) или же, наоборот, глубоким и значимым (например, успехи вашего ребёнка в учёбе). Она может быть направлена на ваш успех в той сфере, в который я пытаюсь себя реализовать, например, писательство. Она может фокусироваться на чём-то материальном (например, размер особняка, который вы недавно приобрели) и нематериальном (например, ваше умение радоваться жизни, пусть даже имея крошечный дом).

И я не одна такая. Зависть настолько тесно переплелась с опытом использования социальных сетей, что это привело к возникновению термина "FOMO" (англ. Fear of Missing Out) – синдрома упущенной выгоды, который является почти неизбежным побочным продуктом наблюдения за жизнью других людей в социальных сетях: отпуском, вечеринками, покупками и прочим.

Социальные сети дали зависти новую жизнь, тем не менее, это далеко не первый случай, когда технологии делают человечество более завистливым. Зависть развивалась вместе с людьми, и всякий раз происходило переосмысление наших отношений с этой сложной и поразительной социальной эмоцией. Чтобы понять, как социальные сети изменили природу зависти – и предоставили нам новые способы борьбы с ней – нам необходимо начать с того, что мы знаем о зависти и почему она вызывает столько проблем.

Что такое зависть

Давайте начнём с определения: зависть имеет пару близких родственников – ревность и негодование, с которыми её часто путают. В своей статье «Зависть как боль» Кеннет Тай, Джаянт Нараянан и Дэниел Маккалистер описывают зависть как «боль, возникающую при виде чужого счастья»: «Если зависть – это желание иметь то, чего у вас нет, то ревность – это желание защитить то, что у вас уже есть. В статье под названием «Ревность по отношению к зависти» автор Люк Пурсхаус пишет: «Ревность, в отличие от зависти, не всегда подразумевает чувство неполноценности: ревнивый субъект может видеть себя как человека, имеющего больше имущества, нежели конкурент. Отношения между завистью и негодованием более тонкие».

По словам учёного Харрисона Фрая, который рассматривает зависть в контексте политической теории Джона Ролза: «Зависть включает в себя аффективный компонент (“враждебность”), когнитивный компонент (“даже если другим повезло иметь больше, это не умаляет наши достоинства”) и мотивирующий компонент (“желание лишить другого его благ, даже если нам придётся отказаться от своих”)… Зависть не является моральным чувством, поскольку она не относится к таким нравственным понятиям, как справедливость. Негодование, с другой стороны – это моральное чувство. Мы чувствуем негодование по отношению к тем, кто извлекает выгоду из несправедливости и пропагандирует её».

Вы завидуете человеку по причине того, что у него есть блага, которые он заслуживает; вы негодуете по причине того, что у него есть блага, которые он не заслуживает.

Определение понятия зависти необходимо для того, чтобы понять, что нам с ней делать. Понимание зависти определяет то, чем мы считаем её: социальным злом или, возможно, полезной неизбежностью. В статье «Хвала зависти» Майкл Морано отмечает: «Исторически сложилось так, что зависть имеет дурную репутацию. О зависти неоднократно упоминается в Библии, начиная от “Десяти заповедей” и заканчивая “Книгой Премудрости Иисуса, сына Сирахова”, в которой говорится, что зависть и гнев укорачивают жизнь… Сэмюэль Джонсон, которому зависть не была чуждой, идёт ещё дальше. “Зависть – это сущее зло; она проявляется в подлости и желании не столько собственного счастья, сколько чужих страданий ”».

Социальное влияние зависти

Критика зависти основывается на некоторых опасениях относительно её социального воздействия. В исследовательской работе «Анатомия зависти», рассматривающей это чувство в различных культурных контекстах, Джордж Фостер пишет о том, как оно приводит к социальной сегрегации, призванной сдержать его «разрушительные последствия». Как показали результаты одного исследования, в рабочем коллективе зависть может привести к «снижению качества работы, падению самооценки, отсутствию веры в потенциал группы и приверженности, прогулам и подрывным намерениям». Также Фостер заявляет, что люди могут без снижения самооценки признаться в чувстве вины, стыда, гордости, жадности и даже гневе, однако зависть сюда не относится.

Тем не менее, не все разделяют мнение Фостера о том, что зависть является эмоцией, которую люди не осмеливаются признавать. Харрисон Фрай утверждает, что зависть может сыграть конструктивную роль в борьбе с социальной несправедливостью: «Сталкиваясь с фактами неравенства, люди могут испытывать сильные чувства, которые подталкивают их на размышления. Почему я испытываю злобу по отношению к тем, кто имеет больше? Она оправданная?»

Но даже если зависть не способствует возникновению социальной критике, она может вдохновить на личностный рост благодаря силе конкуренции. Как пишет Фостер: «Зависть полностью или в значительной степени основана на концепции соперничества, в которой конкуренция за какую-либо желаемую вещь происходит между более или менее равными соперниками. В западном обществе соперничество, будь то в спорте, политике, карточной игре или за внимание женщины, должно проводиться в соответствии с “правилами игры”, которых, как ожидается, противоборствующие стороны будут придерживаться».

Тем не менее, превращение зависти в потенциальный мотиватор сопровождалось значительным отходом от религиозных традиций, которые рассматривали её как грех или то, что исходило от нечистого. Сьюзан Мэтт в своей работе «Детская зависть и появление современной потребительской этики, 1890-1930-е года» отмечает, что идея зависти как силы, способствующей личностному росту, возникла после ослабления веры в то, что «Бог предопределил положение каждого отдельного человека в жизни». Это привело к подъёму дарвинизма: «Эволюционная теория поддержала идею о том, что борьба, конкуренция и гнев были естественными, идею, которую многие из тех, кто яро защищал зависть и негодование, охотно приняли».



Тем не менее, Дарвина вряд ли можно назвать главной силой, стоявшей за реабилитацией зависти. Рассматривая конкретно историю детской зависти, Мэтт пишет, что «формальные советы, касающиеся детской зависти, начали меняться примерно во времена Первой мировой войны».

В конце XIX века и первой половине ХХ-го взрослые часто выражали обеспокоенность по поводу того, что одежда, игрушки и прочие вещи, которые производились в массовом количестве и рекламировалась в витринах магазинов и на страницах каталогов и журналов, развратят молодое поколение. Моралисты и деятели образования, которые надеялись ограничить вовлечённость молодого поколения в потребительскую культуру, часто ссылались на зависть молодёжи, считая, что если они научат детей контролировать эмоции, то это ограничит их потребительскую активность и сократит сумму морального ущерба, который материальный мир – со всеми его соблазнами – может нанести юной личности.

Мэтт приписывает такое довоенное восприятие зависти поколению, которое предшествовало росту массового производства и потребительства. В 1910-х и 1920-х годах детей «учили, что они никогда не должны терпеть лишения. Вместо этого, им следует требовать или получать всё, что они захотят». Это была мудрость, исходившая от «нового поколения советчиков, в число которых входили врачи, экономисты, психологи и рекламодатели, выросшие в потребительском обществе и в условиях расширяющегося городского промышленного порядка».

Если рост массового производства и потребительства породил новый моральный кодекс, который рассматривал стяжательство и зависть как нечто естественное и то, что способствует личностному и социальному развитию, способствовал ли подъём социальных сетей принятию зависти такой, какой мы знаем её сегодня? Конечно, есть аспекты социальных сетей, которые конкретно влияют на динамику нашего понимания зависти. В конце концов, почти все соглашаются с тем, что зависть – мощная социальная сила (добрая или злая), а это означает, что существует множество социальных структур, созданных для её поддержания и направления.

Как социальные сети меняют способ влияния зависти

Разрушение социальных структур – это то, что цифровые (а в особенности социальные) медиа склонны делать. В случае с завистью социальные сети работают в трёх тесно связанных направлениях: увеличение близости, устранение инкапсуляции и отказ от утаивания.

Понятие близости пришло из работы философа Аарона Бен-Зеева, который отмечает, что наша зависть, как правило, направлена на людей, которые близки к нам по социальному статусу. Это обусловлено тем, что «те, кто близок к нам, но всё же выше нас, подчёркивают наше более низкое положение больше, чем те, кто далеки от нас». Он ссылается на исследование, в котором приняли участие люди с разной зарплатой: «У них спросили, на сколько им нужно повысить заработную плату, чтобы они могли жить комфортно. Большинство испытуемых (с разной зарплатой) ответили, что увеличения примерно на 15 процентов будет достаточно. Грубо говоря, это диапазон нашей зависти».

Социальные сети нарушают этот принцип близости, и ввиду этого нам кажется, что более широкий спектр результатов, товаров и опыта находится в пределах нашей досягаемости. По крайней мере, у нас есть иллюзия близости с более широким кругом людей, поэтому мы представляем себе, как выглядела бы наша жизнь, если бы наше материальное положение улучшилось не на 15 процентов, а стало таким, как у семейства Кардашьян. То же самое касается популярности, влиятельности и таланта.

Нарушая принцип близости, социальные сети уничтожают давнюю стратегию инкапсуляции. Фостер описывает инкапсуляцию как широко распространённую стратегию производства «…подобществ внутри цивилизаций, в которых все члены в идеале имеют одинаковый доступ к тому, что считается хорошим в жизни. Инкапсулированные социальные единицы отличаются друг от друга социальными, психологическими, культурными и часто физическими границами… Инкапсуляция также принимает форму частных клубов с ограниченным членством. Это пенсионные сообщества и дома, ограниченные пригородные районы и прочие институты, которые объединяют людей сопоставимых средств и статусов и не допускают тех, кто не отвечает их требованиям. Инкапсуляция в Америке – в форме каст, классов и семейств – стала мощным фактором для поколений в подавлении зависти между группами, тем самым способствуя базовой социальной стабильности. Понятное дело, что в будущем этот механизм будет работать не так хорошо. Как можно контролировать зависть – и возможно ли это вообще – нам ещё предстоит увидеть».

Тот факт, что Фостер отметил потенциальное разрушение инкапсуляции ещё в 1972 году, показывает, что социальные сети являются не единственной силой, ведущей к уничтожению социальной сегрегации. Но они, безусловно, ускорили процесс и сделали практически невозможным поддержание непрозрачных границ, которые удерживают неимущих от того, что они упускают. Это значительно влияет не только на то, сколько зависти мы чувствуем, но и на то, как она воздействует на социальную стабильность, поскольку, как отмечает Бен-Зеев, «люди становятся всё более поглощёнными друг другом, они проявляют меньше терпимости к данному уровню неравенства».

Чем больше Instagram и Twitter предоставляют нам мест в первом ряду для наблюдения за жизнью богатых и знаменитых, тем менее счастливыми и более бессильными мы себя ощущаем.

А всё потому, что культура социальных сетей быстро отказывается от того, что на протяжении долгого времени было превалирующей стратегией для преодоления зависти: утаивание. Фостер писал, что «люди предпочитают, если это вообще возможно, скрывать любые вещи, которым могут позавидовать». Трудно представить человека, который сегодня написал бы это с серьёзным лицом – в эпоху, когда размещение селфи является обязательной частью празднования любого дорогостоящего приобретения. Мы перешил от идеи скрывать то, чему можно позавидовать, к празднованию каждого завидного опыта и приобретения, независимо от того, какое психологическое воздействие это может оказать на другого человека, или какое социальное воздействие это может оказать на общество, которое становится всё более неравным и «прозрачным» в своём неравенстве.

Благодаря социальным сетям, мы не просто шагнули дальше идеи принятия зависти как естественной части потребительской культуры; мы на самом деле находимся на пути к разрушению всех социальных норм и структур, которые использовались для смягчения рисков зависти как для личного, так и для социального благополучия. Если зависть действительно является двигателем личностного совершенствования в обществе, подпитываемым дарвиновской конкуренцией, тогда мы движемся на полном ходу к нашей величайшей славе.

Но если нас по-прежнему волнуют опасности, которые зависть может представлять для социальной сплочённости и личного счастья, тогда, возможно, пришло время нажать на тормоза. Бен-Зеев указывает на одну возможность, которую социальные сети способны поддержать. Он пишет, что зависть уменьшается, когда социальное сравнение происходит в более широком диапазоне сфер, поскольку в таком случае человек менее склонен чувствовать себя хуже других.

Социальные сети могли бы помочь нам чувствовать меньше зависти при виде фотографий с отдыха, если бы они также демонстрировали тихие ночи. Они могли бы помочь нам чувствовать меньше зависти при виде идеальных детей других людей, если бы они также демонстрировали красоту холостяцкой квартиры, доведённой до абсолютного совершенства. Да, мы видим лишь небольшие эклектичные фрагменты, но нет никаких сомнений в том, что всемогущий алгоритм вознаграждает и празднует одни моменты больше, чем другие, загоняя нас в монолитное представление о том, чему нужно завидовать. Алгоритмом антизависти могло бы стать видение Бен-Зеева, направленное на разнообразие ценных сфер, чтобы мы получили возможность вырваться из монолитного представления о том, как должны выглядеть счастье и успех.

Мы можем задержать наше коллективное дыхание и подождать, пока Facebook, Twitter и Instagram подтвердят разнообразие наших сильных сторон и удовлетворённостей. Или же мы можем сделать это самостоятельно: потребовав честности и уязвимости от наших онлайн-друзей и самих себя.

В моей ленте нет места для завистников: людей, которые делятся только лучшими моментами, словно их цель присутствия в социальных сетях – вызывать зависть. Вместо этого, давайте делиться разочарованиями и болью, чтобы напомнить друг другу, что всё, чему мы завидуем – это всего лишь маленькая часть гораздо большей и более сложной картины.

Специально для читателей моего блога Muz4in.Net - перевела Rosemarina

Copyright Muz4in.Net © - Данная новость принадлежит Muz4in.Net, и являются интеллектуальной собственностью блога, охраняется законом об авторском праве и не может быть использована где-либо без активной ссылки на источник. Подробнее читать - "об Авторстве"

Почитать ещё:

• Признаки зависимости от социальных сетей
• Kati Krause: Проблема психического здоровья и жизни в социальных сетях
• Может быть, проблемы на самом деле не существует?
• 5 проблем, с которыми борется старая душа в молодом теле