Раньше целью в жизни было присутствие в моменте, теперь это новизна

Зрение. Звук. Запах. Вкус. Осязание. Аристотель описал эти пять чувство около двух тысяч лет назад в своём бессмертном трактате о том, что он считал биологическими и психологическими основами человеческого тела. Эти чувства объединяются, чтобы создать наше восприятие того, что реально, а что нет, на что обращать внимание, а что игнорировать. И, конечно же, они не изменились. Они так же реальны для нас сегодня, как и для него тогда.

Однако сегодня наше восприятие реальности сложнее, чем было тогда. Если не из-за внешней сложности нашего физического окружения, то, по крайней мере, из-за внутренней. Сегодня у нас больше знаний. Сегодня у нас больше слов. Это означает многое, но в частности то, что мы можем добавлять новые детали к тому, как мы воспринимаем и как мы переживаем что-либо. Теперь мы можем утверждать, что наша способность к равновесию (или эквилибриоцепции) – это чувство. Температура (или термоцепция) тоже относится к чувствам. А как насчёт проприоцепции, кинестетического чувства? Разве мы не можем утверждать, что наше тело отслеживает положение своих различных частей по отношению друг к другу?

Мы можем поспорить об этих вещах, и многие люди так и делают. Как бы там ни было, ключевая идея остаётся одной и той же: человеческое тело – это инструмент, который воспринимает то, что происходит в более широкой системе вокруг него, чтобы иметь возможность реагировать на вещи по мере необходимости. Если мы упростим то, какую функцию выполняют органы чувств, с эволюционной точки зрения, мы можем сказать, что они отслеживают угрозы и возможности. Лев находится неподалёку. Я слышу знакомый рёв, от которого у меня мурашки бегут по спине. Краем глаза я улавливаю картинку, которая заставляет моё сердце биться чаще. Об остальном мне даже не нужно знать. Всё, что мне необходимо в данный момент – понять, как выбраться оттуда.

Сочетание данных, полученных из нашего окружения при помощи органов чувств, создаёт то, что нейробиологи называют переживанием аффекта. Аффект – это эмоциональное переживание, которое мы испытываем в ответ на различные информационные сигналы. Печаль, гнев, радость, возбуждение – это переживания аффекта. Это сжатые информационные точки, которые говорят нам, что что-то не так или что всё хорошо; таким образом, мы должны действовать соответственно. Эти конкретные эмоции представляют собой сложные интерпретации данных, полученных при помощи органов чувств. Но в целом, как, например, в случае со львом, данные, поученные при помощи органов чувств, направлены на то, чтобы вызвать ответную реакцию, создав аффективное состояние в какой-то точке оси «удовольствие — боль». Вы видите пищу, испытываете положительный аффект, получаете эту пищу, удовлетворяете желание. Вы видите льва, испытываете отрицательный аффект, убегаете от потенциальной боли, удовлетворяете желание.

Всё это, конечно же, упрощено, но в древнем мире дефицита – до появления городов, супермаркетов и предсказуемой рутинной жизни – вся наша жизнь была, по сути, сомнительной азартной игрой, определяемой окружением. Вы вряд ли думали о счастье или удовлетворении. Вы просто существовали. Вы отдыхали, когда могли. Если вы испытывали грусть, причины и следствие тут же становились понятными, и вы немедленно начинали действовать. Если вы испытывали страх, вы убегали. Если вы испытывали гнев или возбуждение, вы были готовы защищаться или доминировать.

Но что-то изменилось, когда вы перешли к оседлому образу жизни; что-то изменилось, когда вы начали контролировать нашу окружающую среду и приступили к развитию цивилизации, которую мы знаем сегодня. Внезапно вы перестали беспокоиться о том, что лев придёт за вами прямо сейчас или через десять минут, однако вы начали беспокоиться о том, чтобы сохранить свою собственность в течение следующих нескольких месяцев или лет. Вам не нужно было собирать растения или охотиться на дичь каждый день, однако вы должны были создать обильные запасы зерна, возможно, для всей деревни. Неопределённость, которая когда-то была связана с настоящим, теперь стала ассоциироваться с далёким будущим.

Когда неопределённость связана с настоящим, у нас нет иного выбора, кроме как действовать. Мы живем в текущем моменте. Но что происходит, когда неопределённость начинает ассоциироваться с далёким будущим? Ну, во-первых, у нас есть больше времени для принятия решений. И что это даёт? Время подумать. Таким образом, мышление начинает потреблять гораздо больше ментального пространства, чем в прошлом, и, возможно, что не менее важно, мы мыслим свободно, без каких-либо ограничений, потому что в будущем теперь полно возможностей. Это одновременно и ответственность, и бремя. Наши действия здесь и сейчас уже не являются основным источником цели нашей жизни, однако наши мысли о будущем начинают играть всё большую роль.

Бремя такого масштабного сдвига заключается в следующем: негативные переживания аффекта не побуждают непосредственно к действию – они длятся дольше потому, что сами проблемы находятся пока что только на горизонте. Это означает, что такие переживания, как тревога или печаль, являются не просто точками быстрой информации о непосредственном окружении, но и настроениями, которые распространяются на большие промежутки времени. И, по моему мнению, это создало мир, где несчастных людей гораздо больше, чем было, скажем, среди охотников-собирателей.

Чуть более 2000 лет назад, примерно в то же время, когда Аристотель начал писать о телесных чувствах и о том, как они работают, другой мудрец начал странствовать по свету. Но у Гаутамы Будды была иная философия. Он видел, что цивилизация сделала с людьми, которые беспокоились о мышлении, возникновении и исчезновении желаний и эмоций; они были заняты чем угодно, только не присутствием в моменте. Он видел всю убогость такого существования и решил положить ей конец. Он утверждал, что с помощью медитативной техники, сосредоточенной на присутствии тела и его чувств в моменте «здесь и сейчас», можно избавиться от страданий. Вернувшись к низшей форме сложности, которую мы утратили, когда начали вести оседлый образ жизни, счастье – или, по крайней мере, отсутствие страданий – стало возможным.

В буддизме имеется интересное дополнение к аристотелевскому понятию пяти чувств. Практикующие утверждают, что, наряду со зрением, звуком, запахом, вкусом, осязанием, мысль (или разум) сама по себе является чувством — шестым чувством. Наблюдая за этими чувствами в совокупности и не отождествляя себя с любым из них, человек может научиться преодолевать любые страдания, которые его беспокоят.

Я лично большой поклонник учения Будды, и я абсолютно убеждён, что немногим (если вообще таковые имеются) философам на Западе удалось прийти к более глубокому, простому и сострадательному пониманию человеческой природы, чем ему и его ученикам. Однако меня беспокоит не только это. В то время как пять аристотелевских чувств просто реагируют на новизну, мысль – единственная вещь, способная в действительности производить новизну, и это невероятно важно, когда речь идёт о том, что требуется, чтобы быть удовлетворённым жизнью.

Если жить в настоящем, как это делали, скажем, охотники-собиратели, означало переживать реальность конкретной среды прямо здесь и сейчас и реагировать на неё соответствующим образом, тогда то, что придаёт настоящему смысл и цель – это творческое действие или реакция на новизну. Перемены – это единственная константа, и умение управлять ими даёт ощущение, что мы живём. Сегодня, окружив себя удобствами цивилизации, мы перестали испытывать постоянное изменение и новизну неконтролируемой физической среды в нашей повседневной жизни. Следовательно, это наложило бремя на мысли и будущее.

(На этом этапе, возможно, будет полезно определить, что я понимаю под новизной, и я начну с уточнения того, что я не отношу к ней: под новизной я не имею в виду лёгкие, чувственные удовольствия избытка, такие как постоянное употребление более вкусной пищи, секс с разными людьми или посещение новых мест. Ко всему этому мы привыкаем. Новая еда, новый партнёр или новое место могут научить вас чему-то в самом начале, но все они обладают уменьшающейся отдачей. Как только новизна разнообразия сама по себе стирается, мы заменяем её новизной дегустации той же самой пищи при другом освещении, или появлении в том же районе в новой роли, или вовлечении того же самого партнёра в другую рутину. Истинная новизна – это творчество, реакция на что-то новым и интересным способом, временное воздействие формы смерти, физической или психологической, и обновление, которое проистекает из этого.)

С развитием цивилизации мы устранили опасность в нашей физической среде, которая привела нас к краю истинной новизны. В этот момент мы перешли от неопределённости непосредственного окружения к переживанию неопределённости будущего в наших мыслях, и это отяготило нас ещё большим беспокойством и печалью, а также прочими сложными настроениями аффекта, которые сохраняются с течением времени. Однако нам также была дана ответственность.

Наши чувства позволяют нам реагировать на новизну, тем не менее, мысль позволяет нам самим создавать новизну, причём гораздо более сложными и интересными способами, чем чувственное удовольствие или боль. Язык позволяет нам мыслить бесконечными, неограниченными способами, и он дарит нам воображение, чтобы мы могли предвидеть будущее бесконечных возможностей, которые мы способны воплотить в реальность с помощью творчества и действий.

Философ Артур Шопенгауэр однажды сказал, что человеческая жизнь колеблется между болью и скукой. Он говорил о боли потому, что знал, что мы живые системы, обладающие основными потребностями, такими как еда, кров и общение. Тема скуки, однако, более тонкая. Вместо того чтобы считать боль противоположностью наслаждения, он понимал, что мы привыкаем к простым удовольствиям, так что в конечном итоге мы остаёмся со скукой, и эта форма пытки становится петлёй страданий.

Но, по мнению Будды – и тех, кто практикует медитацию долгое время – скука тоже может быть возможностью для более глубоких изысканий. Она также обладает оттенками деталей, которые могут быть восприняты как новые формы новизны, если им уделить должное внимание. Но Будда упустил из виду – или, возможно, сделал на этом меньший акцент – тот факт, что мысль может быть столь же глубокой, сложной и противоречивой, как и непосредственный, сосредоточенный опыт борьбы со скукой. И хотя отождествление с ним может повлечь за собой ещё большее страдание, в отличие от того, чтобы просто сидеть в комнате в полной тишине, именно творческий источник создал вещи, которые мы ценим в современной цивилизации, и это также то, что позволяет нам соотносить себя с обществом.

Написав более миллиона слов о своей жизни в литературном шедевре под названием «В поисках утраченного времени», Марсель Пруст пришёл к относительно простому выводу: «Настоящий путь к открытиям состоит не в поиске новых земель, а в том, чтобы смотреть на всё новыми глазами».

Без мысли наши глаза полузакрыты. Без мысли различия вторичны. Без мысли нет места творчеству. В основе нашего существования лежит то, что выводит нас за пределы известного. Человеческое существование – это танец определённости с неопределённостью, жизни со смертью. И прямо на пересечении этого напряжения, на этом бремени свободы и ответственности лежит новизна, к которой мы так стремимся – новизна переменчивого вопроса с переменчивым ответом.

Специально для читателей моего блога Muz4in.Net – по статье Zat Rana

Copyright Muz4in.Net © - Данная новость принадлежит Muz4in.Net, и являются интеллектуальной собственностью блога, охраняется законом об авторском праве и не может быть использована где-либо без активной ссылки на источник. Подробнее читать - "об Авторстве"

Почитать ещё:

• 9 стоических практик, которые помогут вам процветать в безумии современности
• 10 уроков, которые я извлёк из одного вопроса
• Марк Аврелий: как мыслить ясно
• Простое искусство не быть несчастным