День, когда с небес посыпалась убойная травка

В 1976 году в национальном парке Йосемити рухнул контрабандистский самолёт с тремя тоннами марихуаны. Когда об этом прознали хиппи–экстремалы, в Йосемити началась настоящая «золотая лихорадка». Сегодня участники этого события рассказали о том, как оно изменило их жизни.

Джону Глиски казалось, что кто–то пытается его убить. Эта мысль терзала его, когда он позвонил своей жене из отеля в Лас–Вегасе. Пэм Глиски только что сделали операцию на ноги, и поэтому она не сразу смогла подойти к телефону.

«Почему так долго не отвечаешь?», — подначивал он её, выдавив улыбку как у Джона Уэйна.

Время между рейсами для Глински было сущей пыткой: когда он оставался один к нему в голову начинали лезть разные мысли. После звонка жене он отправил посылку для их дочери — игрушечный чайный набор. Позже тем же вечером он пошёл поужинать в стейкхаус, где случайно встретил старого армейского приятеля. Они просидели в баре до поздней ночи, вспоминая службу во Вьетнаме за очередным бокалом дорогого скотча — как они по воздуху доставили украденный джип в ангар в Куангтри и как были на волосок от смерти под огневым обстрелом. Глиски смеялся, но несмотря на кажущуюся дружелюбность, он был на взводе: тогда он обнаружил повреждённую прокладку масляного фильтра левого двигателя своего самолёта. Он знал, что дело было не в обычном износе.

На следующее утро Глиски со своим коллегой и единственным пассажиром Джефом Нельсоном отправился в аэропорт Мак–Каррана. Там их ждал монстр с двумя двигателями — Howard 500. Этот самолёт мог взять на борт 5000 литров топлива, что позволяло ему совершать длительные перелёты на высокой скорости. Как только они взлетели, Глиски повернул на Юг в сторону Мексики. Он пересёк границу и полетел в Нижнюю Калифорнию, где приземлился на грунтовой посадочной полосе. Позже под покровом ночи группа людей погрузила три тонны мексиканской марихуаны. Это была разновидность мощной синсемильи, травы высшего сорта, выращенной американским синдикатом, известным как Мота Мэджик (Mota Magic). Она была расфасована в 18 килограммовые джутовые мешки, на некоторых из них была надпись «frijol», что на испанском означает «фасоль».

Глиски и Нельсон взлетели, не дожидаясь рассвета, 9 декабря 1976 года. Вернувшись в воздушное пространство США, они летели по краю побережья, чтобы все, кто отслеживал самолёт, считали, что это административный самолёт, направляющийся в Сан–Франциско или Сиэтл с большими шишками на борту. Пролетев половину штата, Глиски отключил ходовые огни и резко повернул в сторону материковой части, снижаясь, чтобы оставаться незамеченным. Пролетая над малонаселённым сельскохозяйственным районом Калифорнийской долины, самолёт быстро достиг предгорья Сьерра–Невады. В лучах лунного света Howard 500 огибал скалистые склоны словно морской дьявол.



Рон Ликинс вместе с коллегой завершили свою рабочую смену в знаменитой Йосемитской гостинице Ahwahnee, они грузили в машину вещи, чтобы уехать на выходные. По дороге они планировали встретиться с ещё двумя друзьями и вместе на снегоступах отправиться в баккантри. После зимних праздников наступил мёртвый сезон, туристов было намного меньше, чем весной или летом. Автомобильного движения в январе вообще не было, поэтому все 3080 квадратных километров национального парка скрывались под снежным покровом и дарили обласканную солнцем уединенность. В 1977 году в Калифорнии шла вторая зима после сильнейшей за сто лет засухи, поэтому дороги, ведущие к высокогорным перевалам, были открыты, и в бэккантри снега было меньше, чем обычно.

Персонал в Ahwahnee был крутым: это были молодые ребята, которые жить не могли без скалистых гор долины, где Бог, кажется, потерял всякое ощущение пропорций. Большую часть года официанты жили в брезентовых палатках 4х4 метра с другими сотрудниками низшего звена. Палатки были неплохо обустроены, в них были масляные обогреватели и дощатые полы, также сотрудники не платили за душ и бесплатно получали горячее питание в столовой; этими привилегиями они иногда делились с хиппи и скалолазами, которые приезжали на микроавтобусах из Сан–Франциско, Беркли или Лос–Анджелеса, чтобы оторваться и насладиться природным великолепием. На почтовых открытках Йосемити выглядел как место для счастливых семей, приезжающих туда на универсалах, но в то же самое время в Калифорнии 1970–х была и другая, совершенно далёкая от этого действительность. Официанты Ahwahnee, одной из самых больших парковых гостиниц Северной Америки, балансировали между этих двух миров.

Ликинс и его друг препарковались там, куда снегоуборочные машины не доезжали. Они надели свои снегоступы и перед выдвижением, составили прямой маршрут через извилистую дорогу, самый быстрый возможный маршрут вверх по склону горы. Они прошли около 12 километров и потеряли счёт отметкам на деревьях, указывавшим путь. Ликинс съехал в крутую впадину. В самом её центре расстилалось озеро Лоуэр Мерсед Пасс, 25 тысяч квадратных метров воды, которые не отмечены на большинстве карт. Ликинс начал осматривать местность, чтобы понять, куда двигаться дальше, и наткнулся на что–то необычное. Издалека ему показалось, что это был подвесной мост между двумя заснеженными соснами. Подобравшись ближе, он понял, что это крыло самолёта. На снег всё ещё стекало гидравлическое масло из изношенного привода. Вокруг не было никаких других обломков или признаков крушения самолёта, словно крыло оторвалось, а самолёт продолжил лететь дальше. Уже темнело, и они решили разбить там лагерь. Утром к ним присоединились друзья, следовавшие за ними по следам. Они уже были под кислотой. Все вместе они продолжили восхождение на вершину.

Зима обычно была спокойной, но Йосемитские рейнджеры работали круглый год. Всегда находился кто–то, кого нужно было спасти — какая–нибудь группа «нетрадиционных посетителей», термин которым служащие парка обозначали хиппи и скалолазов, курящих травку и разбивающих палаточные лагеря в запрещённых местах. В один январский день официант Ahwahnee зашёл в лесничество, чтобы сообщить об упавшем самолёте.



«Эти парни хоть знают, где они были?» — спросил Тим Сэтника у своего товарища по службе, пока водил пальцем по карте, на которой были отмечены известные места крушений, висевшей на двери его офиса. Сэтника, руководивший поисково–спасательными операциями, был не намного старше парня, сообщившего о крушении. Он был представителем нового поколения рейнджеров, которое совмещало скалолазание, плавание с аквалангом и кемпинг на дикой природе с передовыми техниками правоохранительной деятельности. Опасные рейнджеры, как их называли, были всему обучены, начиная от разведки и работы под прикрытием до привычных обязанностей судмедэксперта. Они были представителями закона в Йосемити, городе–государстве в сердце суровой калифорнийской дикой природы.

Сэтника связался с координационным центром спасательных операций ВВС, чтобы узнать, поступали ли им сообщения об исчезновении самолёта. Он продиктовал оператору серийный номер крыла, что повлекло за собой цепную реакцию. Служба национальных парков ещё не успела собрать команду рейнджеров, как четыре федеральных агенства уже начали соперничать друг с другом, кто первее получит доступ к месту крушения. Национальное управление безопасности перевозок (НУБП) и Федеральное Авиационное Управление (ФАУ) заинтересовались упавшим самолётом, а УБН и таможенная служба заинтересовались грузом, который, по их мнению, был на борту. Таможенники отправили из Сан–Диего вертолёт Хьюи времён войны во Вьетнаме, чтобы доставить агентов и рейнджеров на место крушения. Звук вертолетных лопастей эхом разносился по широкой долине, когда тот приземлился в Эль Капитан Медоу. Все в Йосемити знали, что случилось что–то серьёзное.

С воздуха был виден растянувшийся на километр след обломков от упавшего Howard 500, который словно стрелкой указывал в сторону озера Лоуэр Мерсед Пасс. Покрытое льдом и небольшой толщей снега озеро было лысиной на белом пейзаже. Лишившись крыла и хвостовой части, которые повисли на деревьях, фюзеляж самолёта перевернулся и, пробив лёд, утонул. С момента крушения в декабре прошло уже больше месяца, и озеро успело сново покрыться льдом, похоронив самолёт и всех, кто был на его борту. Несколько мешков валялись вдоль береговой линии. Некоторые из них раскрылись при ударе с землёй, оставив след растительного материала на снегу.

Так как самолёт находился на территории службы национальных парков, следствием руководило Управление правоохранительной деятельности Йосемитского национального парка. Полковой рейнджер с ухоженной стрижкой, которого звали Ли Шекелтон, взял на себя руководство и приказал своим парням вместе с вооруженными агентами таможенной службы прочесать территорию, собрать мешки марихуаны и сложить их в кучу около вертолётной посадочной площадки на заледеневшем озере. Несколько мешков застряли во льду и торчали словно гниющие пни. Общий улов вытянул почти на тонну. Представители таможни и УБН помогли составить перечень вещдоков.

«Это была тяжёлая работа: нам приходилось бензопилами вырезать эти мешки марихуаны, которые застряли во льду, — вспоминает Сэтника. — Они были тяжёлыми, мокрыми и порванными. Мы резали лёд бензопилами, и, как понимаете, на долго их не хватало. Мы достали только те мешки, что могли разглядеть под толщей льда, после мы загрузили их в вертолёт и полетели обратно».

После этого рейнджеры прорезали отверстие для команды водолазов. Плавать с аквалангом на такой высоте и так сложно, но то были самые ужасные условия, в которых доводилось работать руководителю команды Бутчу Фарби.

«Вода была мутной из–за авиационных и гидравлических масел, — вспоминает Фарби. — Видимость была минимальной, когда самолёт погрузился в воду все оторвавшиеся от него куски алюминия всплыли на поверхность и заледенели, так что металические обломки были не только на дне».

«Там тёмно, хоть глаз выколи», — сказал один водолаз Сэтнику. Искорёженный металл и проводка в столь неглубоком озере могли стать опасной ловушкой. Водолазам удалось извлечь ещё несколько мешков марихуаны, которые они передавали на поверхность через прорубь. Из Фресно доставили специально нанятого профессионального водолаза, чтобы он извлёк тела, но даже он не смог пробраться через обломки вокруг кабины пилота.

В долине рейнджеры разгрузили мешки и внесли их в перечень вещдоков. Йосемитская тюрьма для краткосрочного заключения располагалась на втором этаже пожарной части. «Мы решили сгрузить мешки марихуаны в камеры, — вспоминает Ким Такер, который тогда работал в Управлении правоохранительной деятельности. — Они были похожи на гигантские кубики льда. Через какое–то время мешки стали оттаивать и течь, словно упаковка замороженного шпината, которую вы достали из морозилки».

Мешки в камерах были сложенны стопкой почти до потолка, вскоре камеры затопило водой. Поток воды был забит листьями и другим растительным материалом. Пожарные располагались на этаже снизу. Через несколько дней операции по извлечению мешков глава пожарной охраны Дон Крос забежал на второй этаж с криком: «Вам нужно что–то с этим сделать».

Зеленоватая вода стекала прямо на его диспетчерский стол. Измотанные рейнджеры начали переносить десятки мешков со второго этажа тюрьмы в морозильную камеру хранения на соседнем складе службы национальных парков, где те хранились на протяжении нескольких недель.

На берегу озера Шекелтон получил сообщение о том, что надвигается мощный штормовой фронт. Представители пяти правоохранительных органов провели почти неделю, обыскивая эту область, описывая все обломки и собирая всю марихуану, которую только могли найти. Проведение полномасштабной спасательной операции по извлечению фюзеляжа и предположительно находящихся внутри тел в зимних условиях не обсуждалось. Привозить сюда необходимую тяжёлую технику было дорого, а работать на льду в таких погодных условиях — рискованно. Все считали, что надвигающийся шторм отрежет их от бэккантри, поэтому Шекелтон предпочёл не оставлять своих рейнджеров на посту у озера. Было решено прекратить работы на месте происшествия до весны. В первую неделю февраля вертолёт доставил обратно в долину последнюю группу рейнджеров, успев до начала урагана.



Жене Джона Глиски Пэм приснился зловещий сон. В нём она видела перевёрнутое верх ногами тело своего мужа в кабине самолёта. Его каштановые волосы развевались, а крупное тело — он был ростом 190 см — было подвешено ремнями.

Когда Джон не вышел на связь, после того как позвонил ей из Лас–Вегаса, Пэм обратилась в полицию и рассказала им обо всём. Ей было 28 лет, и она выглядела беспомощной. Больше не было той милой беззаботной невысокой блондинки, которая могла бесстрашно проносится под мостами на самолёте со своим мужем, закидываться кислотой и кидаться посудой, когда мужчины вокруг неё обсуждали план перевозки наркотиков. Её ступни всё ещё были забинтованы после операции. Её дочь была больна — смертельное заболевание угрожало её жизни с самого рождения. Несмотря на свой сон и интуицию, у Пэм всё ещё была надежда на то, что её муж жив.

УБН охотились за Глински на протяжении нескольких лет. В их разведывательных отчётах он был призраком. В одно мгновение он на минуту оказывался в поле зрения их самолётов, а в следующее — растворялся в воздухе. Несмотря на её сотрудничество, УБН не предоставляло Пэм никакой информации в течение нескольких дней. В отчаянной попытке разыскать своего мужа она арендовала самолёт и отправилась на его поиски. Она сказала, что наняла пилота, чтобы лететь низко от земли по маршруту Джона. Они садилась на каждой взлётной полосе, встречающейся по пути, и, прихрамывая, подходила с вопросами к самым подозрительно выглядящим людям, каких только могла найти. Никто из них не мог припомнить, чтоб видел американского пилота, похожего на Джона Уэйна.

Наконец, после нескольких недель молчания ей позвонил агент и сообщил о самолёте, найденном в Йосемити. Пэм затем позвонила единственному человеку из окружения Джона, которому она могла доверять — его адвокату Джеффу Стейнбергу. Ей нужно было знать, что происходит, и действительно ли Джон мёртв. Стейнберг не питал особой любви к своему клиенту Джону Глински, о котором он отзывался как о мерзавце. Но у него были чувства к Пэм — за несколько лет до этого они были любовниками — поэтому он прилетел из Сиэтла и взял напрокат машину. Он снял комнату в гостинице рядом с парком и провёл три дня в барах и ресторанах, держа ухо востро. Подслушивая разговор пилота УБН о ходе расследования, Стейнберг заполнил для себя несколько пробелов. Фюзеляж был всё ещё на дне подо льдом, а вместе с ним тела и наркотики, которые ещё не удалось извлечь.

В свою последнюю ночь в Йосемити неподалёку он заметил горящий костёр на площадке для кемпинга. Он скрутил косяк с первоклассной тайской травкой и пошёл в сторону кемпинга. На площадке он обнаружил десяток молодых ребят, собравшихся вокруг костра. Он пустил косяк по кругу. Не представившись, он рассказал им захватывающую историю о самолёте, который забит марихуаной.

«Я знал, что Джон Глински и Джефф Нельсон мертвы, — вспоминает Стейнберг. — Мне просто пришла в голову идея, что кто–то должен скурить всю ту травку, которую они везли из Мексики».



Слухи разлетались как угольки от костра: о том, что самолёт колумбийский и принадлежал мафии, что всё это часть засекреченной программы правительства. Он был забит травой и кокаином, а ещё наличными. Это была ловушка, миф, джек–пот всей жизни. Как только адвокат уехал, все голодранцы Йосемити начали планировать свой поход в бэккантри.

Зимой в кемпинге жило около 20 скалолазов. Среди них были члены команды скалолазов «Стоунмастерс». На территории кемпинга у них было особое положение. Они были легендами стенного восхождения: Джон Бахар, блестящий соло–скалолаз, Джим Бридвел, покоривший сотни вершин в Йосемитской долине. Команда Стоунмастерс была лучшей в мире. Рейнджеры иногда обращались к ним за помощью, когда испытывали технические трудности во время поисково–спасательных операций, об их первовосхождениях писали в газетах. Но были и другие, юнцы, такие как 17–летний Чак Стратер, приехавший в Йосемити из Сакраменто за несколько недель до этого. Сдав выпускные экзамены в средней школе, он отправился в Йосемити, чтобы воплотить мечту всей своей жизни: подняться на Эль–Капитан. Стратер смотрел на скалолазов Стоунмастерс, словно они были богами. Их присутствие давало ему больший стимул покорить Эль–Капитан и сделать для этого всё необходимое. В тот момент больше всего ему нужны были деньги на покупку снаряжения.

«Я приехал туда ради гор, — вспоминает Стратер. — Я не особенно обращал внимание на слухи, до тех пор пока люди вокруг не стали говорить: "Да там целые мешки травки, бери не хочу, нужно только лишь туда добраться". И тогда я внезапно подумал: "А ведь это может стоить денег, а деньги мне совсем не помешают". Туда собирались все без исключения. Некоторые бывали там больше одного раза. И у этих ребят дела шли хорошо».



Несколько членов команды Стоунмастерс оказались там среди первых, они знали маршруты и были хорошо подготовлены, чтобы сорвать джек–пот. Обратно они возвращались по извилистой тропе с огромными рюкзаками, на лицах у них были озорные улыбки. Они прятали свои нелегальные находки в палатках и тайниках недалеко от кемпинга.

В начале апреля Стратер решил отправиться на озеро Лоуэр Мерсед Пасс. Его родители приехали в Йосемити на пасхальные праздники. Стратер сказал им, что отправился на восхождение. Стратера и двоих его друзей подвезли до дороги на Глейшер Поинт, которая шла серпантином сквозь горы и вела в бэккантри. Из–за зимней засухи метелей почти не было, и дорога была открыта с раннего утра. Втроём они вышли к началу пути до Моно Медоу. Рюкзаки у них были практически пустыми: «У меня был спальный мешок и куртка. На мне были теннисные кроссовки. Мы планировали быстро смотаться, поэтому еду мы тоже не взяли». Они переправились через ледяную реку и забрались в бэккантри — ими двигал адреналин.

Нижняя часть озера Мерсед Пасс расположена под завалуненным полем, окружённым с трёх сторон деревьями. Когда они приблизились к пункту своего назначения, то увидели разбросанные вдоль берега спальные мешки и одежду. Те, кто прибыли сюда раньше, оставили ненужные вещи и снаряжение,чтобы освободить больше места в своих рюкзаках. Дальше лежала куча примитивных инструментов — палки и колья, странные фрагменты обломков и даже топор. Во льду былы прорублены десятки отверстий. Изнурённые дорогой и замерзшие Стратер с друзьями разбил лагерь и разжёг костёр на берегу. На озере они начали прорубать толстый лёд. «Помню, как нам это давалось, — вспоминает Страдер. — Мы прорубили одну дыру, а лёд был почти метр толщиной, и там ничего не было, а когда ты рубишь лёд, то на тебя летит ледяная крошка». От мороза они стали ощущать жгучую боль в руках. Когда они пробили лёд, Стратер вернулся на берег и увидел топливопровод среди разбросанных обломков, которые оставили после себя рейнджеры. Он согнул трубу буквой Г и просунул руку в ледяную воду. Он почувствовал запах топлива в озере. Вскоре от нащупал что–то твёрдое в двух метрах от скважины. Достать мешок было очень тяжело. Друзья тянули изо всех сил, и в итоге мешок выскочил на поверхность. Вверху он был зашит. Сбоку был трафаретный рисунок с изображением листа марихуаны. «Он был обвёрнут в три слоя полиэтилена, но содержимое всё равно было мокрым. Часть мешка пропиталась самолётным топливом».



Нервно хихикая, они прикинули размер своего улова и быстро разделили его поровну между собой. Марихуана была в первом списке наркотических веществ, и учитывая количество, которое они взяли, им светил уголовный срок. «Нам было стрёмно. Мы сразу же оттуда убрались, вынесли всё мокрым, как оно и было». Прежде чем они оставили это место, там появилась ещё одна группа. У одного из прибывших была с собой здоровая монтировка, которую он украл у подрядчика в парке. Нанося удар за ударом, этот здоровяк в итоге пробил лёд. Как только он это сделал, тяжёлая монтировка выскользнула у него из рук и пошла ко дну озера, оставив лишь небольшое отверстие. Когда Страдер с друзьями начал выдвигаться в обратный путь, здоровяк схватил топор, который там был, и продолжил кромсать лёд.

Их рюкзаки быстро пропитались влагой, и вода начала стекать по ногам. С наступлением ночи на ранцах образовались сосульки. Небо заволокло облаками, и пошёл снег. «У нас не было фонарика, так что мы шли по тропинке на ощупь». Так они пешком вернулись в кемпинг. Родители Стратера остановились в кемпинге Upper Pines с другой стороны Йосемити Вилладж. «Я спрятал сырую траву в палатке и пошёл к родителям».

В скромные времена, когда травка была ценным товаром, возможно, был шанс сбыть большую часть стафа прямо в парке. Но к апрелю 1977 года Йосемити купался в ганже. Люди называли новую травку «самолётом» или «рухнувшей». Смешанная с остатками авиатоплива она иногда вспыхивала и трещала при курении — брала она жёстко.

Стратер знал, что им нужно вывезти её из парка, поэтому придумал оправдание, чтобы оставить родителей и взять «Фольксваген Жук» у одного из скалолазов из команды Стоунмастерс.

Друзья забили передний багажник машины травой. То, что не влезло, они разложили на заднем сидении и отправились в Лос–Анджелес, где у одного из друзей был знакомый наркодилер.

Далеко они не уехали.

«Мы только проехали Йосемити Уэст, и вдруг у нас спустило шину. "Вот чёрт!", — подумали мы. Медленно доехали до бензоколонки в Окхерсте, что всего в 80 километрах от кемпинга. К машине подошёл служащий автозаправки. "Вам заменить покрышку?" — спросил он, прежде чем отскочить от машины, от которой несло травой.

Пока им меняли шину на заправку, подъехала полицейская машина. «Мы подумали: "О Боже, он поворачивает", — но патрульный автомобиль проехал мимо "Жука" и выехал с обратной стороны, не останавливаясь».

Скалолазы доехали до центра Лос–Анджелеса после полуночи и ждали там связного, который так и не появился. Было уже поздно, поэтому они решили переночевать в спальных мешках в кустах неподалёку. Проснувшись утром, Стратер увидел вокруг себя столпившихся детей. Оказалось, что они переночевали на школьной площадке.

Весь день трио пыталось разыскать дилера, но травка в багажнике становилась плесневелой. Они скинулись, чтобы снять номер в отеле. Съездив в магазин стройматериалов, они разложили сырые бошки на брезент и включили нагревательные лампы. На третий день кто–то постучал к ним в дверь. Не снимая цепочку Стратер приоткрыл дверь на самую малость. Это была всего лишь горничная, и Стратер сказал ей уходить. Когда он вернулся, то увидел одного из своих товарищей, сжимающего пистолет в руке. «Оказалось, что он дезертировал из армии. Тогда я решил, что не хочу иметь к этому никакого отношения. Но у меня не осталось никаких денег, поэтому я был привязан к этим двум парням».



Стратер убедил своих товарищей убраться из Лос–Анджелеса. Они поехали в пустыню недалеко от Палм Спрингс и нашли там место недалеко от дороги, где можно было высушить траву. Потом они отправились в область залива Сан–Франциско и нашли там человека, который купил у них часть травы. За наличные Стратер купил билет на автобус до своего родного города, что недалеко от Сакраменто, и там отдал свою долю одному школьному другу.

«Я сказал ему: "Продай за сколько сможешь, часть возьми себе, и что останется, отдай мне". Я не барыга — этот страшный опыт раскрыл мне глаза».

К пасхальным выходным слухи разошлись за пределами парка, и люди начали приезжать на микроавтобусах из Фресно, Сан–Хосе и Беркли. Рон Ликинс, официант, который первый обнаружил крыло, знал, что что–то не так, когда скалолазы начали оставлять ему щедрые чаевые. Он корил себя за то, что был так близок к джек–поту, но прошёл мимо него.

«Когда наступила весна, я начал слышать обо всех этих историях. Так как я был тем парнем, который нашёл крыло, я сказал себе, что должен туда пойти. Так один раз я взял рюкзак, в котором были лишь спальный мешок, топор для льда и пластиковые пакеты. Мы отправились посреди ночи».

На пике этой так называемой «золотой лихорадки» на озеро за один день приходило по 20 человек. Верн Клевенджер, который провёл зиму в соседнем Маммот Лейкс, вернулся в парк с пятью людьми. «Мы тогда уже слышали, что в верхней части реки почти ничего оставалось, — говорит он. — Отец моей девушки был главой дорожной бригады, мы стащили у него бензопилу и взяли её с собой. Лёд мы пилили по очереди. Мы выловили много марихуаны».



С таким количеством посторонних атмосфера становилась напряженной. «К тому моменту там было много дерьмовых людей, — говорит Клевенджер. — Барыги и всякие отбросы из центральной долины. К нам подошёл один парень и стал отбирать наши пожитки, тогда один из моих друзей поднёс бензопилу на пару сантиметров от шеи этого типа. "Со мной шутки плохи, ближе не подходи", — сказал он. На этом всё и закончилось. Честно говоря, на тот момент мы уже выловили больше, чем могли унести».

Рейнджеры в то время тоже не спали. Когда руководитель поисково–спасательных операций Тим Сетника начал слышать различные намёки от скалолазов, с которыми он работал и с которыми был в хороших отношениях. Дорожные бригады стали сообщать о необычной плотности движения недалеко от озера Моно. Наёмный водолаз, который помогал осмотреть озеро, в феврале позвонил офицеру Бутчу Фараби из своего магазина в Фресно и сообщил о внезапном скачке спроса на аренду экипировки для подводного плавания. Ребята, которые раньше никогда не занимались дайвингом, внезапно захотели научиться плавать с аквалангом и именно в Йосемити.

Всем немногочисленным жителям Йосемити было очевидно, что что–то изменилось. В добавок к тому, что скалолазы разбрасывались деньгами, несколько из них, те, что раньше подбирали еду из мусорных баков, купили себе подержанные автомобили и новую экипировку. В кемпинге неожиданно появилось новое альпинистское снаряжение. Стратер на заработанные деньги купил себе экипировку, с помощью которой поднялся на Эль–Капитан четыре раза в 1977 году.

Некоторые скалолазы припрятали свои деньги. Джон Бахар из команды Стоунмастерс, по слухам, на вырученные деньги открыл успешную компанию по продаже альпинистского снаряжения. (Бахар погиб в 2009, так что подтвердить это уже невозможно.) Ликинс, официант, который первым обнаружил крыло самолёта, оплатил несколько лет обучения в колледже. Верн Клевенджер купил свой первый «Никон», и на сегодняшний день он является признанным фотографом. На эти деньги были организованы поездки во Францию и Азию, о которых сейчас слагают легенды. Непредвиденные заработки могли достигать 20 000 долларов, что в 1977 году было бешеными деньгами.



Но скалолазы жили на широкую ногу и денег им хватало не надолго. С каждым пересказом эта история обрастала слухами, а газеты и книги рассказывали о ней лишь частично, как и в недавнем документальном фильме 2014 года о скалолазах той поры «Valley Uprising».

13 апреля, которое в последствии назовут «Большой средой», шестеро вооружённых рейнджеров сели на борт вертолёта Хьюи и отправились Лоуэр Мерседе Пасс, чтобы застигнуть там всех врасплох. «Согласно сообщениям, там все как муравьи бросились в рассыпную», — вспоминает Сетника, который следил за ходом наступательной операции по радио–связи. «Люди там создали целую инфраструктуру, подобно вьетконговцам — самодельные палатки, кострища, разнообразные ловушки. Они забирали землеройное оборудование откуда только могли. Это были технологии первобытных людей».

Служба национальных парков была скомпрометирована тем, что место авиакатастрофы было обнаружено. «Мы недооценили предпринимательский дух некоторых членов сообщества», — говорит Сетника. Рейнджеров разместили вдоль трасс по дороге от озера, чтобы они ловили сбегавших людей. Клевенджер и его товарищ были единственными, кого арестовали. Рейнджеры должны были сообщить федеральному следователю парка о задержании на следующий день, но арест был аннулирован из–за нарушение надлежащей правовой процедуры. Никого по делу об озере не осудили.

После осады двоим рейнджерам, служившим в армии, выдали сухпайки и снаряжение и отправили охранять озеро. Эти двое прожили в палатке 17 дней. Они соорудили растяжки из жестяных банок и держали свои пистолеты наготове.



«Мы поймали 6 групп, направлявшихся к озеру, — вспоминает Джим Такер, один из рейнджеров. — Мы устроили им очную ставку. Большинство из них не были скалолазами. К тому времени слух уже разошёлся». В течение двух месяцев рейнджеры несли вахту на озере. Полные надежд новички приезжали, надеясь найти озеро, полное травки. Некоторые из них были ужасно плохо подготовлены к весеннему походу на большой высоте. Одна группа блуждала целую неделю почти без еды, прежде чем, наконец, не наткнулась на погонщиков скота.

Только к середине июня озеро оттаяло достаточно, чтобы провести спасательную операцию. 16 июня местная спасательная команда начала извлекать из воды фюзеляж самолёта. Во время операции на поверхность озера всплыло тело Джеффа Нельсона. Тело Джона Глиски было связано ремнями внутри кабины пилотов, прямо как это видела в своём сне Пэм Глиски.

После сотрудничества с УБН Пэм залегла на дно на несколько лет. Последовав совету матери, она не присутствовала на опознании тела Джона после того, как его извлекли. Её мать посчитала, что это травмирует её, и Пэм в какой–то степени хотела сохранить надежду.

«Когда вы любите кого–то столь сильно, то вы не может мыслить разумно. Были люди, которых знала я и которые знали Джона, они говорили, что Джон живёт в Канкуне. Я предпочитала верить им».

Так продолжалось целых тридцать лет, пока школьный товарищ Пэм Рик Шлосс не начал расследовать крушение самолёта для своей книги. У него была фотография, которую предложил показать Пэм, в случае если она захочет взглянуть. Это был следственный снимок, сделанный во время спасательной операции. Когда Пэм увидела тело своего мужа, она расплакалась. По сей день чувство того, что причина падения самолёта так и не была установлена, не давало ей покоя. В кратком докладе НКБП причиной была названа авария, но странные обстоятельства крушения и странные подозрения Джона Глиски накануне вылета оставляли этот вопрос для неё открытым.

Она счастлива, что из этого вышло и что–то хорошее. Когда Шлосс рассказал ей о том, что происходило в Йосемити последующие несколько месяцев, она не смогла удержать смех. Её муж был одним из таких парней.



Оригинальная статья - перевод.




Почитать ещё:

• Дань памяти и уважения
• Гозекский круг: древнейшая обсерватория
• 2000 лет верности
• Чек-ордер на покупку Аляски у Руси 1867 года (ВНУТРИ 4,5 МБ)