Розовый – для девочек, голубой – для мальчиков

Начиная от балетных пачек и заканчивая грузовыми машинками, родители часто поражаются выборам, которые делают их дети, когда речь заходит о выборе игрушки. Неужели они «запрограммированы» на это?

Что характеризует половые различия в 21-м веке? Безусловно, это акцент на том, что «розовый – для девочек, а голубой – для мальчиков», причём женская «пинкификация» (от английского слова "pinkification" – "pink" означает «розовый»), вероятно, несёт в себе самый резкий посыл. Одежда, игрушки, открытки на день рождения, обёрточная бумага, приглашения на вечеринки, компьютеры, телефоны, спальни, велосипеды – словом, маркетологи готовы всё это тут же «пинкифицировать». «Розовая проблема», которая сегодня неотъемлемо связана с «принцессами», является предметом оживлённых дискуссий в течение последнего десятилетия или около того.

Пегги Оренштейн написала об этом целую книгу под названием «Золушка съела мою дочь: новости с передовой новой девчачьей культуры» (2011 год), отметив, что на рынке существует более 25000 продуктов Disney Princess. Тема неумолимой пинкификации часто освещается в книгах, поэтому я решила также решила коснуться «розовой проблемы». К несчастью для всех нас, она настолько сильно укоренилась, что вряд ли исчезнет в ближайшее время.

Недавно я готовилась к выступлению, и мне нужно было найти в Интернете примеры пинкификации; вот тогда-то я и наткнулась на кое-что ужасное: вечеринки, которые родители устраивают, чтобы объявить пол своего будущего ребёнка.

Если вы никогда не слышали о них, они проходят примерно так: пол ребёнка можно определить примерно на 20-й неделе беременности с помощью ультразвукового препарата, что, по-видимому, является веским поводом для дорогой вечеринки. Есть две версии, и обе – настоящая мечта маркетолога. Согласно первой версии, вы просите специалиста по УЗИ не говорить вам пол ребёнка; вместо этого он должен положить заключение в конверт, запечатать и отправить его организатору вечеринки, которого вы выбрали. Согласно второй версии, вы узнаёте пол ребёнка, после чего решаете устроить по этому поводу вечеринку. Затем вы отправляете родственникам и друзьям приглашения с вопросами вроде «Кто родится: сыночек или дочка?», «Пистолеты или блёстки?», «Винтовки или платья с рюшами?»

На самой вечеринке могут подать белый торт, внутри которого спрятана начинка розового или голубого цвета (его также могут украсить надписью «Мальчик или девочка? Режь, чтобы узнать»). Также организаторы могут представить запечатанную коробку, внутри которой находятся розовые или голубые воздушные шары, наполненные гелием; или запакованный розовый или голубой наряд из ближайшего детского магазина, в который вы оденете своего малыша, когда он появится на свет; или пиньяту, которую вы и ваши гости будете бить до тех пор, пока из неё не появятся розовые или голубые конфеты. Есть ещё игры «Угадай-ка» и розыгрыши, в ходе которых вы по прибытии на вечеринку кладёте в банку свой ответ на вопрос, кто родится: мальчик или девочка, и если ответ правильный, получаете приз. Вариант для тех, у кого нет вкуса: вам дают кубик льда, внутри которого находится пластиковый ребёнок. Вам нужно найти самый быстрый способ растопить его, чтобы узнать пол малыша.

Таким образом, ещё за 20 недель до того, как маленький человек появится на свет, его мир уже упаковывают в розовую или голубую коробку. А из видео, которые я посмотрела в YouTube, ясно, что в некоторых случаях розовости или голубизне новости придаются различные значения. На них часто можно увидеть братьев и сестёр будущего ребёнка, которые с волнением ждут раскрытия пола. Когда наступает трогательный момент, они кричат «Наконец-то», и в этот момент на них обрушивается каскад из голубого конфетти. Неважно, что это: безобидная забава или маркетинговый триумф, суть одна и та же – показать важность, которую мы придаём ярлыкам «девочка» или «мальчик».

Попытки нивелировать гендерные различия терпят крах: компания Mattel выпустила куклу Барби STEM (STEM означает Science, Technology, Engineering and Mathematics — «наука, технологии, инженерия и математика»), которая должна стимулировать у девочек интерес к науке. И что же такого интересного может создать эта Барби? Розовую стиральную машину, розовый вращающийся шкаф для одежды, розовую подставку для ювелирных украшений.

Вы можете спросить: «Почему всё это так важно?» Всё сводится к спорам о том, о чём сигнализирует пинкификация: о естественном биологическом разделении или социально обусловленном механизме кодирования? Если это в самом деле признак естественного биологического разделения, тогда мы должны уважать и поддерживать его.

Но если данный феномен социально обусловленный, то нам необходимо выяснить, действительно ли он служит во благо обоих полов. Способствует ли нормальному развитию то, что девочек ограждают от конструкторов и приключенческих романов, а мальчиков – от кухонных наборов и кукольных домиков?

Возможно, нам следует узнать, имеет ли сила розового биологическую основу. В 2007 году группа учёных предположила, что это предпочтение было связано с потребностью древних людей в том, чтобы самка эффективно собирала ягоды. Восприимчивость к розовому цвету «могла бы облегчить нахождение спелых, жёлтых фруктов или съедобных красных листьев, прячущихся в зелёной листве». Учёные расширили это предположение, выдвинув гипотезу, что розовый цвет является основой эмпатии – он помогает женщинам улавливать те тонкие изменения в тоне кожи, которые соответствуют эмоциональным состояниям. Учитывая, что в ходе исследования взрослым участникам предложили выполнить довольно примитивное задание на выбор цветных прямоугольников, полученные выводы, можно сказать, высосаны из пальца, но они явно пришлись по душе средствам массовой информации, которые восприняли это открытие как доказательство того, что женщины «запрограммированы предпочитать розовый цвет».

Однако три года спустя та же команда провела аналогичное исследование с участием четырёх- и пятимесячных младенцев; она опиралась на движения их глаз, чтобы понять, каким цветным прямоугольникам они отдают предпочтение. Они не обнаружили никаких признаков гендерных различий, поскольку все дети предпочитали красноватый конец спектра. Второе открытие не было поддержано средствами массовой информации, которые приветствовали первое. Исследование, проведённое с участием взрослыми, было процитировано более 300 раз, чтобы поддержать понятие «биологическая предрасположенность». Исследование с младенцами, в котором не было обнаружено половых различий, было процитировано всего 61 раз.

Родители всё равно будут утверждать, что любовь к розовому заложена в девочек изначально, приводя в качестве доказательства тот факт, что как бы они ни старались придерживаться в воспитании «гендерной нейтральности», их дочери всё равно тяготеют ко всему розовому. Дети в возрасте трёх лет определяют пол игрушечных животных по цвету: розовые и фиолетовые – это девочки, а голубые и коричневые – мальчики. Если такое предпочтение проявляется в столь раннем возрасте, разве это не говорит о том, что за ним кроются биологические причины?

Американские психология Ванесса Лобью и Джуди Делоаш провели убедительное исследование, которое показало, в каком именно возрасте возникает это предпочтение. Почти 200 детям в возрасте от семи месяцев до пяти лет были предложены пары предметов, один из которых всегда был розовым. Результат был очевиден: до двухлетнего возраста ни мальчики, ни девочки не проявляли никаких розовых предпочтений. После этого момента, однако, произошла довольно разительная перемена: девочки проявляли чрезмерный энтузиазм к розовым вещам, в то время как мальчики активно отвергали их. Это стало наиболее заметным, начиная примерно с трёхлетнего возраста. Это согласуется с выводами о том, что, как только дети узнают о гендерных ярлыках, их поведение меняется.

А как насчёт доказательств того, что разделение на «розовое» и «голубое» – это механизм кодирования, обусловленный культурой? Почему и когда розовый стал ассоциироваться с девочками, а голубой – с мальчиками? Эти вопросы породили немало серьёзных дебатов в научных кругах. Одна сторона утверждала, что раньше всё было наоборот: вплоть до 1940-х годов голубой цвет считался девчачьим, возможно, из-за его связи с Девой Марией. Эта идея была подвергнута критике психологом Марко Дель Джудиче из Университета Нью-Мексико, который, детально изучив архивы с помощью Google Books Ngram Viewer, заявил, что нашёл мало доказательств утверждения «голубой – для девочек, розовый – для мальчиков». Он назвал это «инверсией розового и голубого» (англ. pink/blue reversal), в результате чего появился акроним PBR; он даже присвоил ей статус «научной городской легенды».

Но доказательства культурной универсальности розового как женского цвета также не столь убедительны. Примеры из обзора Дель Джудиче предполагают, что гендерное цветовое кодирование возникло чуть более 100 лет назад и, по-видимому, меняется в зависимости от моды или того, что печатали в The New York Times в 1893 году («Наряды для младенцев: о, розовый – для мальчиков, а голубой – для девочек») или Los Angeles Times в том же году («Самый ходовой товар для детей – шёлковый гамак для новорожденного... Сначала на сетку кладётся шёлковое стёганое одеяло, розовое – для девочки, голубое – для мальчика»).

Чтобы понять важность пинкификации, нам нужно задуматься о том, что ключевым вопросом является не сам розовый цвет, а то, что он означает. Розовый цвет стал культурным символом одного конкретного бренда: «Быть девочкой». Проблема заключается в том, что этот символ также может «ограничивать гендерную сегрегацию», подталкивая свою целевую аудиторию (девочек) к чрезвычайно ограниченному пакету ожиданий и, вместе с тем, исключая нецелевую аудиторию (мальчиков).

Как это ни парадоксально (и справедливо по отношению к другой стороне спора), иногда розовый цвет выступает в качестве социального признака, который «даёт разрешение» девочкам взаимодействовать с тем, что в противном случае рассматривалось бы как сфера влияния мальчиков. Но, как в случае с куклой Барби STEM, пинкификацию слишком часто связывают с покровительствующим подводным течением, согласно которому вы не сможете заставить женщину заниматься техникой или наукой, если не сделаете акцент на внешности, губной помаде или – в буквальном смысле – розовых очках.

Проблема усилившейся гендерной дифференциации игрушек и её вклада в поддержание стереотипов стала настолько острой в последние годы, что даже Белый дом провёл специальное совещание, посвящённое этому вопросу, в 2016 году. Выбор игрушек обусловлен социально или является предопределённым? Он отражает или влияет на то, что происходит в нашей голове?

Исследователи могут проявлять твёрдость в отношении того, что следует считать статус-кво в данном аспекте детского поведения: «Девочки и мальчики по-разному воспринимают такие игрушки, как куклы и машинки. Эти половые различия присутствуют у младенцев, наблюдаются у нечеловеческих приматов и частично связаны с пренатальным воздействием андрогенов». Это утверждение, сделанное исследователями из Кембриджского университета в 2010 году, аккуратно выделяет наборы убеждений о выборе игрушек детьми, поэтому давайте немного углубимся в историю игрушек: кто с чем играет и почему – и имеет ли это вообще какое-либо значение.

Вопрос о выборе игрушек приобрёл такую же важность, как и дискуссия о розовом и голубом. Оказывается, что с довольно раннего возраста, возможно, уже в возрасте 12 месяцев, мальчики и девочки проявляют предпочтения к различным видам игрушек. При наличии выбора мальчики с большей вероятностью потянутся к грузовой машинке или пистолету, в то время как девочки зачастую играются куклами или посудой. Это было принято в качестве доказательства нескольких различных аргументов. Лагерь эссенциалистов, поддерживаемый гормональным лобби, заявил бы, что это признак разного устройства мозга; например, выбор в раннем возрасте «пространственных» игрушек или конструкторов – это выражение природной способности.

Лагерь, поддерживающий социальное обучение, будет утверждать, что гендерное предпочтение игрушек является результатом моделирования или усиления поведения детей в соответствии с гендерными особенностями; это может быть результатом поведения родителей или членов семьи, когда они дарят подарки, или мощного маркетингового лобби, определяющего и манипулирующего целевым рынком.

Представители когнитивно-конструкционистского лагеря указали бы на когнитивную схему, согласно которой дети с несформировавшейся гендерной идентичностью цепляются за объекты и действия, «принадлежащие» их полу, исследуя окружение на предмет правил взаимодействия, определяющих, кто с чем играет. Это наводит на мысль о связи между появлением гендерных ярлыков и появлением гендерного выбора игрушек.

Есть также и другие аргументы, связанные с последствиями выбора игрушек. Если вы проведёте свои ранние годы, играя с куклами и чайными сервизами, помешает ли вам это обрести полезные навыки, которые могут развиться во время игры с конструкторами? Или, возможно, эти разные виды деятельности просто усиливают ваши природные способности, предлагая вам соответствующие возможности обучения и улучшая таланты, необходимые для той или иной профессиональной ниши? Рассматривая конкретно 21-й век, если игрушки, с которыми вы играете, несут послание, что внешний вид (довольно часто сексуализированный) является определяющим фактором группы, к которой вы принадлежите, будет ли наблюдаться иной эффект от игры с игрушками, предлагающих возможность героических действий и приключений?

И можно ли наблюдать данный эффект не только на уровне поведения, но и на уровне мозга? Как всегда, причины и следствия являются запутанными. Если гендерное предпочтение игрушек – это выражение биологии, тогда интерпретация, как правило, сводится к тому, что это неизбежно и не должно поддаваться внешнему влиянию, а тех, кто бросает вызов, следует слать подальше со словами «Позвольте мальчикам быть мальчиками, а девочкам – девочками». В частности для учёных это означало бы, что половые различия в предпочтении игрушек могли бы быть весьма полезным признаком половых различий в глубинной биологии, подлинной связи между мозгом и поведением. С другой стороны, если гендерное предпочтение игрушек – это на самом деле результат влияния окружающей среды, то можно было бы измерить его последствия.

Тем не менее, прежде чем мы перейдём к плюсам и минусам различных теорий, связанных с предпочтением игрушек, нам необходимо рассмотреть реальные характеристики этих различий. Является ли это различие прочным, тем, что можно обнаружить в разное время и в разных культурах (или просто в разных научных исследованиях)? Кто на самом деле решает, какие игрушки – для мальчиков, а какие – для девочек? Это выбор самих детей или взрослых? Иными словами, чьи предпочтения мы рассматриваем на самом деле?

Среди взрослых, очевидно, существуют общепринятые взгляды на то, что представляют собой мальчишечьи, девчачьи и нейтральные игрушки. В 2005 году Джудит Блэкмор и Рене Сентерс, психологи из Индианы, попросили почти 300 американских студентов (191 женщина, 101 мужчина) отсортировать 126 игрушек по категориям «для мальчиков», «для девочек» или «подходит обоим». Основываясь на этих оценках, они сформировали пять категорий: «исключительно для мальчиков», «подходят больше для мальчиков», «исключительно для девочек», «подходят больше для девочек» и нейтральные. Интересно, что у мужчин и женщин существовало довольно универсальное представление относительно «пола» игрушек. Были расхождения в оценках только по девяти игрушкам, причём наибольшая разница была отмечена в отношении тачки (мужчины оценили её как «исключительно для мальчиков», а женщины – как ту, что «подходит больше для мальчиков»). То же самое касалось игрушечных лошадок и хомяков (мужчины оценили их как те, что «подходят больше женщинам», а женщины – как «нейтральные»). Таким образом, похоже, что разделение игрушек довольно чётко обозначено в сознании взрослых.

Но согласны ли дети с этими оценками? Все ли мальчики выбирают игрушки «для мальчиков», все ли девочки отдают предпочтение игрушкам «для девочек»? Бренда Тодд, психолог из Лондонского университета Сити, решила изучить поведение детей, когда они взаимодействуют с различными игрушками, от кукол до машинок. Неужели все маленькие мальчики тянутся к машинкам/экскаваторам/мячам/голубым плюшевым мишкам? И неужели все маленькие девочки любят куклы/посуду/розовых плюшевых мишек?

Чтобы выяснить это, она протестировала три группы детей в возрасте от 9 до 17 месяцев (период, когда дети впервые начинают играть самостоятельно), от 18 до 23 месяцев (период, когда дети проявляют признаки приобретения знаний о гендерных различиях) и от 24 до 32 месяцев (период, когда гендерная идентичность становится более устойчивой). Выводы? Мальчики, на радость исследователей, тянулись к «мальчишечьим игрушкам», демонстрируя с возрастом неуклонное увеличение количества времени, которое они играли с машинками и экскаваторами. Если вам интересно, что случилось с голубыми плюшевыми мишками и мячами, учёные решили (постфактум) отказаться от первых, поскольку они «не оказывали никакого существенного влияния на игру». Они также решили отказаться от розовых плюшевых мишек, потому что дети старшего возраста не играли с ними вообще. И тогда они обнаружили, что в этих двух категориях было неравное количество игрушек, поэтому они также отбросили мячи (хотя они оказывали влияние на игру, причём мальчики играли с ними больше, чем девочки). Таким образом, остались «машинки и экскаваторы» против «кукол и посуды» – это означало, что шансы были сложены в пользу наиболее гендерно ориентированных игрушек.

Исследование выявило элемент самореализующегося пророчества: мальчики дольше играли с игрушками, которые были помечены как «игрушки для мальчиков», а девочки – с «игрушками для девочек». Интересно, что в общей картине наблюдался интересный поворот. В случае с мальчиками постоянное увеличение времени игр с игрушками для мальчиков сопровождалось уменьшением времени игр с игрушками для девочек, однако в случае с девочками ситуация была иной. И хотя девочки в младшем возрасте, казалось, больше интересовались игрушками для девочек, чем мальчики – игрушками для мальчиков, этот интерес не был характерен для средней группы, где фактически наблюдалось уменьшение количества времени, которое они проводили с игрушками для девочек. На самом деле среди девочек отмечалось увеличение количества времени, которое они проводили с игрушками для мальчиков, когда стали старше.

И хотя исследователи охотно признали, что «складывали шансы» в пользу гендерных различий, маленькие участники не демонстрировали той тонкой дихотомии, которую можно было бы ожидать. Учитывая акцент, сделанный на выборе игрушек как мощном показателе важной природы гендерных различий, наряду с утверждением современного маркетинга, что это просто отражает «естественные» предпочтения мальчиков и девочек, такого рода нюансам во всей саге об игрушках на самом деле следует уделять больше внимания.

Возможно, этот вопрос можно было бы решить с помощью недавно опубликованной научной статьи, в которой сообщается о сочетании систематического обзора и метаанализа исследований в этой области. В статье были рассмотрены 16 различных исследований, охватывающих в целом 27 групп детей (787 мальчиков и 813 девочек). Если что-то и может подтвердить надёжность, универсальность и стабильность предпочтения игрушек, то, может быть, это оно и есть?

Общий вывод заключался в том, что мальчики играли с мальчишечьими игрушками больше, чем с девчачьими, а девочки – с девчачьими игрушками больше, чем с мальчишечьими. Но нам не дали никаких подробностей о том, что это были за игрушки и кто определил их «пол». Мы также не получили никакой информации о том, были ли у детей братья и сёстры и какие игрушки были у них дома. Имейте это в виду, рассматривая один из общих выводов обзора, согласно которому «последовательность в поиске половых различий, проявляющихся, когда речь идёт о выборе детьми игрушек, типичных для их пола, указывает на силу этого феномена и вероятность того, что [он] имеет биологическое происхождение». Ещё одна сила, которую нам, возможно, придётся учесть – это послания, которые наши маленькие гендерные детективы считывают, когда дело доходит до того, с чем им «разрешается» играть. В исследованиях, которые мы рассмотрели выше, говорилось, что детям предоставили право свободно выбирать игрушки. Но даже если им якобы дают свободу действий, она не обязательно симметрична. Девочки тянутся к игрушечным грузовикам? Нет проблем! Мальчики, выбирающие балетную пачку в качестве костюма? Погодите-ка!

Даже если есть откровенно эгалитарное послание, дети довольно проницательны в восприятии истины. Небольшое исследование, проведённое Нэнси Фримен, экспертом по педагогическому образованию из Южной Каролины, чётко проиллюстрировало это. Родителей детей в возрасте от 3 до 5 лет попросили высказаться об их отношении к воспитанию детей и выразить своё согласие или несогласие с такими утверждениями, как «Родитель, который решил отдать сына на балет, ищет проблем» или «Девочек следует поощрять играть с конструктором и игрушечными грузовиками». Затем их детей попросили рассортировать кучу игрушек на «игрушки для мальчиков» и «игрушки для девочек», а также указать, с какими игрушками их отец или мать хотели бы, чтобы они играли. Игрушки, как и ожидалось, были разделены по предсказуемым гендерным категориям: чайные сервизы и балетные пачки – для девочек; скейтборды и бейсбольные рукавицы – для мальчиков (да, некоторым из этих детей было всего три года).

Разрыв возник из-за того, что эти маленькие дети очень чётко понимали, какой уровень одобрения они получат, играя с «кросс-гендерными» игрушками. Так, например, только 9% пятилетних мальчиков думали, что их отец одобрит выбор ими куклы или чайного сервиза для игры, в то время как 64% родителей утверждали, что они купили бы своему сыну куклу, а 92% не считали уроки балета для мальчиков плохой идеей. Эти дети либо неправильно истолковывают послание, либо, как утверждает Фримен в своей статье, хорошо улавливают «скрытые истины», поскольку их мозг постоянно ищет гендерные подсказки.

Что произойдёт, если вы намеренно придумаете ярлыки «для мальчиков» и «для девочек»? Это проверили на другой группе детей в возрасте от 3 до 5 лет (15 девочек и 27 мальчиков). Детям дали формодержатель для обуви, орехокол, ложку-нуазетку и пресс для чеснока либо розового, либо голубого цвета, причём предметы были случайным образом помечены «для девочек» или «для мальчиков». Детей спросили, насколько им нравятся игрушки и кто, по их мнению, хотел бы с ними поиграть. Мальчиков гораздо менее интересовали цвета или пометки, они оценивали все предметы как интересные примерно в равной степени. Девочки, однако, проявляли больше интереса к гендерным ярлыкам, решительно отвергая голубые предметы и принимая розовые. Они также продемонстрировали существенный сдвиг в оценке так называемых «игрушек для мальчиков», если они были окрашены в розовый цвет, к примеру, всерьёз указывая на то, что другим девочкам мог бы понравиться «мальчишечий» пресс для чеснока, если бы его выпустили в розовом цвете.

Авторы описывают это как «эффект разрешения», согласно которому влиянию мальчишечьих ярлыков может быть противопоставлена смена цвета на девчачий. Мечта маркетинговой индустрии!

Так что, по крайней мере, в отношении игрушек, выбор девочек, по-видимому, в большей степени зависит от социальных сигналов, в данном случае вербальных и цветных гендерных ярлыков. Почему то же самое не может быть верным для мальчиков – почему они не станут в равной степени восхищаться «девчачьей» ложкой-нуазеткой, если есть возможность сделать её в голубом цвете? И хотя девочек обычно не отговаривают играть с игрушками для мальчиков и порой могут разрешить им взять в руки странный молоток (если у него есть мягкая розовая ручка, конечно же), обратного не происходит, при этом наблюдается активное вмешательство, особенно со стороны отцов, если мальчики изъявляют желание играть с игрушками для девочек?

Экстремальное гендерное разделение игрушек как недавнее явление привлекло много внимания. Те из нас, чьи дети росли в 1980-х и 90-х годах, считают, что маркетинг игрушек сейчас гораздо более гендерный, чем тогда. По мнению Элизабет Свит, социолога из Сан-Хосе, которая подробно изучила историю маркетинга игрушек, это может быть связано с тем, что мы тогда переживали последствия второй волны феминизма. Она указывает, что в 1950-х годах существовали явные свидетельства гендерного маркетинга игрушек с акцентом на приспособление маленьких людей к их стереотипным ролям: игрушечные инструменты для чистки ковров и кухни – для девочек, конструкторы и наборы инструментов – для мальчиков. В период с 1970-х по 1990-е годы гендерным стереотипам гораздо более активно бросали вызов, и это нашло своё отражение в более эгалитарных игрушках. Но всё, похоже, изменилось в последние десятилетия, отчасти из-за дерегулирования детского телевидения, которое коммерциализировало программы для детей.

Понятно, что мальчики и девочки играют с разными игрушками. Но почему? Почему мальчики предпочитают машинки, а девочки – куклы? Это врождённое, или дети безропотно подчиняются социальным правилам, которые навязывают им родители, социальные медиа и маркетинговые магнаты?

Ответ на эти вопросы могут лежать в нашем новом понимании того, как с момента рождения (если не раньше) наш мозг заставляет нас быть социальными существами – понимать социальные сценарии, социальные нормы, социальное поведение – чтобы убедиться, что мы понимаем, к каким группам мы должны принадлежать. Подобно системам глубокого обучения, питающим искусственный интеллект, наш мозг прочёсывает наш мир в поисках правил социальной игры – и если этот мир полон мощных посланий о гендере, услужливо помечаемых всевозможными гендерными ярлыками и цветовыми кодировками, наш мозг будет улавливать их и побуждать своих владельцев вести себя «соответствующим образом». Младенцы – как крошечные социальные губки, которые впитывают в себя социальные намёки из окружающего мира – вид знакомого лица, звук знакомого голоса – и они быстро превращаются в младших детективов по гендерным вопросам, жадно ищущих подсказки относительно того, что означает быть девочкой или мальчиком, что девочки или мальчики должны носить или с чем они должны играть. Если ответы на их вопросы вызовут разные переживания, разные ожидания, то это отразится на их мозге и поведении. Гендерный мир порождает гендерный мозг.

Специально для читателей моего блога Muz4in.Net – по статье Gina Rippon

Copyright Muz4in.Net © - Данная новость принадлежит Muz4in.Net, и являются интеллектуальной собственностью блога, охраняется законом об авторском праве и не может быть использована где-либо без активной ссылки на источник. Подробнее читать - "об Авторстве"

Почитать ещё:

• Маленькие невесты
• 5 причин, почему я решил практиковать осознанность, и как это изменило мою жизнь
• Вещи, которые помогут вам перестроить работу мозга и кардинально изменить свою жизнь
• Ловушка идентичности: как ошибаться меньше